Шекспиру вдруг показалось, что он попал в тюрьму. Увитую цветами, но всё же тюрьму.
В Литтл Мосс была одна, главная улица – в том смысле, что там вообще больше не было улиц. Ходили по ней только взад и вперёд, заблудиться было невозможно. Инспектор пошёл вперёд, держа в руках записку: «Постоялый двор "Чихающий кабан"».
Он миновал руины старого средневекового аббатства. Арки стойко держались на ветру, как рёбра выброшенного на берег кита. У Шекспира пробежала дрожь по телу, но не от вида аббатства, а оттого, что он был в одной рубашке в самый холодный за всё столетие июньский вечер. Влажный, зябкий воздух спускался по шее, пропитывал спину и добирался до носков. Шекспир уехал из Лондона в спешке, не переодевшись и прихватив с собой только драгоценный кожаный планшет, с которым никогда не расставался. Остальные его вещи были уложены в сундук, который он отправил отдельно. По его расчётам, сундук уже должен был ждать его в гостинице.
Инспектор услышал лёгкий шорох в темноте среди старых камней аббатства. За полуразрушенной стеной пряталась какая-то парочка, оттуда доносилось тихое хихиканье и звуки поцелуев.
Шекспир хмыкнул. Он уже добрался до центра города, где улица расширялась настолько, что её можно было назвать площадью. Суровое здание местного отделения полиции отличалось от других домов только вывеской и двумя чёрными автомобилями, припаркованными перед входом.
По соседству высились точно такие же почта и мэрия. Если бы кто-то украл вывески, в Литтл Мосс началась бы чудовищная неразбериха.
Шекспир шёл по улице, чувствуя на себе взгляды прохожих. Он к этому привык. Он уже сорок лет приковывает к себе внимание окружающих. И если в юности интерес вызывали только его громоздкие и мощные объёмы, то со временем к ним добавились лицо, потрёпанное карьерой профессионального борца, сломанный не менее пяти раз нос, шрам, как у убийцы, и двадцать лет работы в полиции. Результат – человек, который не может пройти незамеченным.
Инспектор увидел наконец паб с жёлтыми окнами, за которыми наблюдалось какое-то движение. На стене заведения был нарисован здоровый хряк, выдувающий из ноздрей слова «Постоялый двор "Чихающий кабан"».
Шекспир толкнул дверь, и в нос ему ударил запах горького пива и тушёной курицы. Интерьер был простоватым, но уютным, а горящий камин и деревянный пол, скрипящий под ногами, как хрустящий хлеб, делали обстановку ещё более домашней.