Боцман длинно сплюнул за борт. Христиан слушал, открыв рот. Антонио продолжил:
– Но куда там. Стал Иероним проповедовать нам. Вот прямо от первых склянок и до восьмых6. Проповедует. Мол, кайтесь братцы, грешны мы. Шкип, видя такое дело, совсем осерчал. Он велел попотчевать Иеронима кошками7. Выпороли его, но блажь с Иеронима не сошла. Что только не делали мы с ним… К русленям приковывали на сутки. Чтоб обмыло его водицей-то. Обычно такая купель любого пьяницу сразу отрезвляет. Но Иероним после каждой волны, которая его окатывает, только еще пуще проповедует. Мол, кайтесь, грешники, ибо я Иона – и быть нам всем в пучине морской! Нечего делать – прокилевали8 мы Иеронима нашего. Говорят, помогает от Ионы килевание. Не помогло оно ни нам, ни Иерониму. Несчастья продолжали сыпаться. Как из рога изобилия прямо. Главный якорь мы потеряли. Стояли на якоре в ожидании бриза. И тут нас крутить стало. Выбрали мы якорный канат – а там пусто. Развязался узел. Тут меня уже шкипер выпорол, за нерадивость, значит… Канат к якорю ведь я вязал… Потом пошли мы в бухточку Кала де ла Бара кренговать корпус9. При повороте фордевинд, напротив мыса Нау, лопнули все паруса – от фока до крюйселя! Опозорились на виду всей деревни. Ну да, гнилые паруса у нас были, это верно. Бывает, что рулевой недостаточно привелся при повороте. Тогда, бывает штаг лопается или какой-нибудь парус рвется. Но чтоб все сразу! Понесло нас на рифы, а парусов нет! Якоря нет! Вот и прокренговались… Чуть было корпус на рифах не оставили… Хорошо, что у боцмана, в форпике, запасной якорь-кошка был. Совсем маленький и легкий. Привязали его, сотворили молитву, отдали за борт… А тяжести-то в нем нет, вцепиться в дно не может… Нас несет, а якорек по скалистому дну волочится… Даже сквозь воду слышно, как он гремит. Наконец, нашла наша кошка дырку в скалах, вцепилась, остановила корабль, нас спасла. А до бурунов кабельтов оставался, не больше. Представляешь? Ни шлюпок, ни парусов, ни якорей. Верная гибель…
Антонио Родригес постучал себе пальцем в висок:
– Вот тогда-то и до шкипера дошло, что рассказы про Иону – никакое не суеверие. Велел нам шкипер собрать пяльцы. Распялили мы Иеронима, и он через сутки, как есть, из ума выжил. Глаза кровью налились, трясется весь, силится сказать что-то… но ни руку, ни ногу поднять не может. Через три дня умер… И точно, как только отдал Богу Иероним душу – сразу все несчастья закончились…