Игорь Матвеевич провел рукой в рукавице по поверхности льда. Гладкий, холодный. Но вокруг самой фигуры лед казался другим. Чуть темнее? Или это игра света? Он потер пальцем. Структура была иной – мелкозернистой, с вкраплениями крошечных пузырьков воздуха, застывших, как звезды в черном стекле. И еще ему показалось – или нет? – что от этого участка льда исходит едва уловимая вибрация. Не звук, а именно ощущение, прошедшее через толстую рукавицу и кожу, прямо в кости. Словно механизм под ледяной крышкой все еще тикал.
Следов вокруг почти не было, кроме тех, что оставили Семен с Михалычем и сам Петров. Ни борьбы, ни волочения. Словно человек просто материализовался здесь, в этой нелепой позе, и лед мгновенно схватил его в свои объятия.
Петров поднялся. Устало потер переносицу. Этот случай ему сразу не понравился. Не своей жестокостью – ее тут не было. А своей тихой, холодной, необъяснимой странностью. Байкал умел хранить тайны. Иногда он их показывал. И то, что он показал сегодня, не сулило ничего хорошего. Где-то в глубине его опытного милицейского нутра заворочался червячок тревоги, который всегда появлялся перед делами, от которых потом долго не спишь по ночам. Он обвел взглядом застывшую пустыню озера, низкое небо, молчаливых мужиков. И почувствовал себя песчинкой на ветру истории, дующем из неведомых времен.
«Оцепить,» – хрипло бросил он ближайшему милиционеру, молодому сержанту, зябко кутавшемуся в шинель. – «Никого не подпускать. Ждем криминалистов из Иркутска. И…» – он запнулся, посмотрев еще раз на фигуру во льду, – «…и ничему не удивляйтесь».
(Часть 3)
Петров отошел от ледяной гробницы к своему «газику». Мотор он не глушил – в такой мороз заводить его снова было целой эпопеей, да и слабая струйка теплого воздуха, пробивающаяся из дефлектора, была единственным островком цивилизации в этой первобытной белизне. Мужики, осмелев под защитой милицейской формы, подошли ближе к машине, переминаясь с ноги на ногу. Их лица, обветренные и красные, выражали смесь страха, любопытства и какого-то почтительного ужаса.
«Кто нашел?» – спросил Петров, доставая блокнот и огрызок карандаша. Пальцы в перчатках не слушались, пришлось стянуть одну. Холод тут же впился в кожу.
Вышел Семен Бутусов. Он заметно постарел за последние сутки. Глаза беспокойно бегали, руки подрагивали, когда он доставал папиросу.