Бетти нервно провела рукой по горлу, где висел жемчужный кулон – подарок на годовщину.
– Может пора уже сообщить полиции?
– Чтобы они снова топтались тут своими грязными ботинками? – Алан резко повернулся, и тень от его плеча легла на стену. – Это просто запугивание. После моих выступлений и совершенно неверных их интерпретаций…
Где-то наверху раздался смех няни. Их сыну Кевину явно не хотелось засыпать.
***
20:24
Абигейл, двадцатиоднолетняя няня, поправила кружевной полог над кроваткой, шелковистая ткань скользнула между пальцев.
– Спи, Кевин, – прошептала она, ловя липкие пальчики, потянувшиеся к её лицу. Малыш залился смехом, выставляя две жемчужные нижние зубины.
Она улыбнулась в ответ, попутно проверяя замки на окнах. С тех пор, как начали приходить эти письма, мистер Кирстен просил перепроверять все двери и окна.
За окном резко зашуршали листья. Абигейл вздрогнула, невольно прижав к груди плюшевого медвежонка, валявшегося рядом.
– Просто ветер, солнышко, – сказала она, выключая свет. Её пальцы медленно поглаживали мягкие волосы мальчика, пахнущие детским шампунем и теплым молоком.
Когда его дыхание стало ровным, она вышла, оставив дверь приоткрытой. На всякий случай.
***
01:17
Туман выполз из леса, медленный и тягучий, как опийный дым из трубки завзятого курильщика. Он стелился по земле, обволакивая кирпичные стены особняка, словно пытаясь утащить их в свою сырую пустоту. Точно живой, он заглядывал в щели, лизал оконные стекла мокрым языком, оставляя на них мутные следы.
У старого дуба с обломанной веткой стояла тень человека. Его фигура, закутанная в темное пальто, казалась частью ночи – недвижимой и беззвучной. В слабом свете луны блестели его кожаные перчатки, сжимавшие самодельную лестницу – две грубые доски, перевязанные веревками, скрученными в узлы, которые вот-вот могли развязаться.
Он ждал.
Ждал, пока дом окончательно не погрузится в сон.
Ждал, пока тьма не станет полной.
***
01:43
Бетти проснулась от странного звука – будто кто-то уронил монету на мраморный пол. Она потянулась к ночнику, но тут же опустила руку. «Воображаешь», – прошептала себе.
***
06:15
Абигейл вошла в детскую, осторожно неся чашку теплого молока, в котором еще дрожали последние круги нерастворенного меда.
– Вставай, соня… – начала она, но голос ее разбился о гнетущую тишину, словно капля, упавшая на раскаленную плиту. Пустота. Кроватка, еще хранящая тепло маленького тела, стояла безмолвно. Одеяло было небрежно скомкано у края, будто ребенок выскользнул из него в спешке. На подоконнике – грязный след, четкий, как штамп, отпечаток подошвы. Ледяная волна прокатилась по ее спине.