– Скучно было в Мюнхене, вот и записался в Вермахт, – слабо усмехнулся Гюнтер. – Развлёкся, так сказать.
– Да ну тебя, – покачал головой Антуан. – Я тебя знаю. Мобилизовали, так?
– Ага. Повезло, что недолго таскался по этому аду.
Он на секунду замолчал.
– Слушай, а какой сейчас год?.. У меня ощущение, будто я тысячу лет валялся без сознания.
– Тридцать девятый. Я нашёл тебя в Лодзи. Что ты там делал?
Гюнтер прикрыл глаза, будто вспоминал, вытаскивая из памяти по кускам.
– Операция. "Освобождение", как они это называют. Только у меня была своя задача – подземный архив, документы, взрыв. Всё по-тихому.
Он потянулся к тумбочке, достал свёрток с запачканными бумагами и протянул их Антуану.
– На, глянь. Там что-то про Францию. Не знаю, совпадение это или знак.
Антуан молча разворачивал листы. Морщины на лбу углублялись с каждой строкой.
– Польское командование подавляло восстание?.. Агенты в партии?.. Они просто внедрились и разложили всё изнутри?..
– Не оружием, – подтвердил Гюнтер. – Умнее. Словами.
Наступила тишина.
Антуан опустил бумаги, посмотрел на него. Взгляд – тяжёлый, но не сломленный.
– Скажи… скольких ты убил? – спросил он вдруг, без обвинения, просто прямо.
Гюнтер глубоко вдохнул.
– Ни одного. – и в этой фразе не было ни оправдания, ни гордости. Просто факт.
Антуан кивнул – почти незаметно.
– Хорошо. Значит, тебе можно верить. Помнишь, о чём я говорили тогда?
– Что-то про свободу… и Францию, – пробормотал Гюнтер. – Не помню…
Антуан отошёл к окну, взглянул на улицу – за окнами текла узкая река, по её берегам уже желтела трава, но среди этой тишины всё ещё слышался щебет птиц. Осень подкрадывалась несмело, и в этом было что-то живое – как будто сама природа не сдаётся.
– После изгнания из партии я стал тенью. Был изгнан из Франции, спрятался в Лодзи, пытаясь скрыться со стыда от всего мира.
Он замолчал, отвёл свой взор. На мгновение повисла тишина. Плечи его слегка опустились, будто слова, произнесённые вслух, отняли силы. Пальцы сжались в кулак – не от гнева, а от растерянности и усталости. Антуан тяжело выдохнул, словно преодолевая внутреннюю преграду, и вновь заговорил, тише, но чётко:
– Когда начались немецкие бомбардировки, я спрятался в случайный подвал – а там оказались советские агенты. Мы поговорили. Они пообещали помочь восстановить Французскую республику. Я поверил. А что мне было терять? Уже ничего не осталось… кроме пролетарских цепей.