ночи. Дэнни – в центре, его рука на плече Эшли. Она отвернулась, как от удара.
Позже.Цель – кухня. Там ждали документы на наследство и ключи. Эшли пересекла гостиную, шаги гулко отдаваясь в тишине. Дверь на кухню приоткрыта. Она толкнула ее фонариком.
Большой дубовый стол. На нем – аккуратная папка и связка ключей. Но взгляд Эшли притянуло другое. У края стола, в луче света, лежал предмет. Небольшой, покрытый пылью, но узнаваемый.
Старый карманный фонарик.
Корпус металлический, некогда ярко-зеленый, теперь блеклый. На нем, выгравированные неровными буквами:
L. S.
Люк Сандерс.
Эшли вскрикнула, отшатнувшись. Фонарик со звоном упал на пол, покатившись под стол. Сердце бешено колотилось. Невозможно. Его фонарик. Он был с ним тогда… в Фиске… Холодный пот выступил на лбу. Кто положил его сюда? Как он здесь оказался? Мысли путались, накатывала паника.
И в этот момент, сквозь гул крови в ушах, она услышала это ясно. Не ветер, не скрип дома.
Тихий, сдавленный шепот. Прямо за дверью, ведущей в подвал.
"…Эш… обещала… молчи…"
Эшли замерла, кровь стыла в жилах. Луч фонарика дрожал, направленный на щель под дверью. Там была только чернота. И этот шепот, ползучий и ледяной, как прикосновение из могилы.
Клятва Молчания была нарушена. Прошлое пришло за своей ценой. Оно уже было здесь, в этом доме. Оно нашло ее первой. И Фиске на холме смотрел, смотрел, смотрел…
Глава 2: Могильная Пыль и Кровь Клятвы
Холодный ветер, пахнущий прелой листвой и сырой глиной, рвал скудные слова священника, разбрасывая их по склону кладбища Грейвс Милл. Эшли Стоун стояла чуть поодаль, втиснутая в черное пальто, как в панцирь. Платья на похороны не нашлось – теперь это казалось не оплошностью, а знаком ее отчужденности от этого места, от этих людей, от этой смерти. Гроб с телом Дэнни Торпа, веселого заводилы Клуба Шестерых, чья рука навсегда замерла на ее плече на той пожелтевшей фотографии, медленно исчезал в черной пасти ямы. Земля комьями падала на крышку с глухими ударами, словно заколачивая гвозди в ее прошлое.
"Несчастный случай в карьере". Он боялся высоты. Он никогда не ходил к карьеру.
Мысль, как ржавая игла, впилась снова. Она пыталась смотреть на плачущую мать Дэнни, на его сестру, но взгляд неумолимо тянулся вверх, поверх могильных плит и скрюченных деревьев, к вершине холма. Фиске. Готический силуэт лечебницы резал свинцовое небо шпилями, немой и всевидящий. Сегодня он казался особенно близким, особенно причастным. Не призрак доктора, нет. Сам камень, сама тень, само проклятие этого места. Оно уже забрало одного. Теперь забрало Дэнни. Или смерть Дэнни была платой за молчание?