Паранойя, Стоун. Просто паранойя, – мысленно отрезала она, вытаскивая ключи. Ключи от дома. Единственное наследство от Агаты Стоун, женщины, видевшей слишком много и унесшей тайны в могилу. Эшли сжала холодный металл. Наследство. Какая ирония. Приехать продать это проклятое напоминание, упаковать бабушкиных призраков в коробки и навсегда стереть Грейвс Милл с карты своей жизни. После Дэнни… Мысль кольнула. «Несчастный случай в карьере». Он боялся высоты. Он никогда не ходил к карьеру. Совпадение, – пыталась убедить себя Эшли, но холодок страха скользнул по спине.
Она вышла из машины. Воздух пах прелой листвой, сырой землей и… чем-то еще. Слабым, едва уловимым запахом лекарств и пыли. Запах Фиске. Эшли встряхнулась, направив луч фонарика на тропинку к крыльцу. Трава цеплялась за подол черного пальто – платья на похороны не нашлось. Ступеньки скрипели жалобно. Она остановилась перед входной дверью. Когда-то темно-зеленая, теперь – грязно-серая. И на этой серости, прямо на уровне глаз, ярко белел…
Эшли замерла. Луч фонарика дрогнул.
Перевернутый шестигранник.
Нарисован мелом или известью – четкий, угловатый, их старый символ Клуба Шестерых. Но не просто символ. Он был перечеркнут одной резкой, неровной линией. Как приговор. Как клеймо. Нарушение первой заповеди Клятвы: Не вспоминать.
Сердце Эшли бешено заколотилось. Вандалы. Глупые подростки. Кто-то знает… кто-то помнит… Она оглянулась. Туман меж деревьев. Глухая тишина. Ни души. Только Фиске на холме, казалось, приблизился.
Рука дрожала, когда она вставляла ключ в скрипучую личинку. Он повернулся с трудом. Эшли толкнула дверь. Та открылась с протяжным, мучительным скрипом, точно стоном из глубины.
Запах ударил в нос – не просто затхлость. Плотный коктейль: пыль десятилетий, воск, сушеные травы, лекарственная мазь… и подспудная нота тления. Эшли зажмурилась, шагнув внутрь. Луч выхватил прихожую. Паутина, как саваны, висела с потолка. Тень от вешалки изогнулась на стене, напоминая скрюченную фигуру. Напротив – большое, покрытое густой пылью зеркало. В нем отразилось ее лицо – бледное, с огромными глазами, полными немого ужаса. Призрак семнадцатилетнего «я».
Она двинулась в гостиную. Мебель – призрачные силуэты под желтыми простынями. На каминной полке – фотографии. Бабушка Агата, строгая. Родители, улыбающиеся в забытый солнечный день. И… групповое фото. Шестеро подростков, обнявшихся, сияющих от азарта. У подножия холма Фиске, задолго до