Генрих зашагал быстрее. В нём не осталось ни учёного, ни исследователя. В нём жил только человек, который хочет вернуться домой.
5.
Плато Райзе сумел пересечь каким-то чудом, упрямо шагая вперед, как будто невидимая нить воли тянула его сквозь страх, боль и усталость. Солнце клонилось к горизонту, когда за скальным хребтом он услышал хриплый гортанный рев – то была сцена охоты, дикая, древняя, неумолимая. Генрих, пригнувшись, метнулся к ближайшему валуну и затаился, вытащив из кармана мини-камеру.
На каменистом уступе три Allosaurus fragilis атаковали существо, которое Райзе идентифицировал с запозданием – Megaraptor namunhuaiquii. Гибкий, с перьями на лапах, он был грозным хищником – молниеносный, с длинными руками и когтями, способными вспороть брюхо даже крупной жертве. Один из аллозавров бросился в лобовую атаку, за что и поплатился: мегафтор, взвизгнув, развернулся и, как саблей, полоснул когтем по шее нападающего, разрубив артерии. Кровь хлынула, аллозавр забился, но остальные не отступили. Они нападали с флангов, координируя движения, будто по схеме. Мегафтор устал, задыхался, один глаз был залит кровью. Он рванулся было прочь, но один из аллозавров вцепился в его бедро. Второй – в бок. Гигант заревел, дернулся, завалился на бок – и тогда оба хищника, как по команде, впились в шею, в брюхо, и начали рвать его плоть. Писк, визг, хлюпанье, рычание – всё слилось в один живой гул древнего мира.
Генрих сдерживал дыхание, камера фиксировала и охоту, и небо над головой. А в небе, у самого багрового солнца, кружили Pteranodon longiceps – с размахом крыльев до семи метров, они летали тяжело, словно парапланы, с парящими головами и длинными гребнями, улавливающими потоки. Их силуэты казались почти человеческими – как дельтапланы или глайдеры, только живые, покрытые кожей и первыми намёками на перья. Райзе вдруг увидел в них Ларэну – она летит, управляя своим любимым парапланом, смеётся, волосы развеваются на ветру. Это было её – небо, ветер, высота. Генрих же всегда держался земли, избегая полётов, как избегают предательства. Но сейчас, прячась за камнем, он до боли хотел быть там – парить, как птеранодон, пересечь эти сто километров за час и оказаться у ворот «Мезо-9», обнять коллег, сказать, что выжил.
Ночь застала его в другом лесу – тёмном, как сама первобытная память. Райзе брёл, пока не нашёл подходящее дерево – мощное, с шершавым, заскорузлым стволом, обвитым мхом. Это было Araucaria mirabilis, древнее хвойное, чьи ветви напоминали лапы дракона. Он с трудом взобрался, царапая руки и колени, пока не достиг плотной, защищённой кроны, где между узловатыми ветками можно было спрятаться. Понимая, что сон может стать фатальным, он вытащил тёплую накидку, разорвал её на длинные полосы и связал себя к дереву, как моряк – к мачте, надеясь, что это удержит, если он провалится в забытьё.