И чем больше он жил в этой эпохе, тем яснее становилось: кабинетные учёные, заседавшие в тёплых залах, писавшие монографии о существах, которых видели только на картинках, не протянули бы здесь и суток. Их бы погубили влажность, страх, незнание, потеря ориентации, первая же ошибка – неверный шаг, крик, падение, непонимание.
А сам путь Генриха Райзе превратился в мучительное, изматывающее испытание. Он похудел, в его глазах поселился постоянный отблеск тревоги, а тело покрывали ссадины, укусы, грязь. Но в этом страдании был и смысл, и преображение. Он становился тем, кем должен был стать с самого начала – палеонтологом, увидевшим древность не на глянцевом слайде, а изнутри, сквозь страх и боль, через настоящую жизнь.
8.
Четвёртый день казался Генриху почти обыденным. Он чувствовал себя уже не потерянным человеком в джунглях доисторической эры, а бойцом, солдатом хронологических фронтов. За спиной были испытания – болото, хищники, трясина насекомых и ос, бессонные ночи и постоянная готовность умереть. Теперь же, опираясь на опыт, Райзе двигался увереннее. Его шаг стал шире, движения – экономнее, взгляд – цепким.
До базы «Мезо-9» оставалось около десятка километров – это значилось и на карте, и подтверждалось его логикой: характер ландшафта менялся, деревья редели, земля становилась ровнее, местность всё чаще переходила в равнину. Сухие участки чередовались с низкорослыми кустами, под ногами хрустела трава, и в воздухе ощущалась легкая, чуждая этому миру техногенная примесь – вероятно, база выделяла что-то, что животные пока не распознали как угрозу.
Генрих шёл, уже представляя, как его встретит персонал, как он впервые за долгие дни услышит человеческий голос, как возьмёт в руки кружку с горячим кофе. И вдруг…
Он споткнулся и рухнул вперёд. Мгновение – и он почувствовал что-то под собой. Встав, он оглянулся и увидел… руку.
Человеческую.
Оцепенение охватило Райзе, будто холодная волна прошла сквозь позвоночник. Он отпрянул, инстинктивно хватаясь за мачете, и стал медленно осматриваться.
Перед ним, между кустами, на выжженной от солнца траве, лежало тело. Точнее, то, что от него осталось. От живота до ног ничего не было – их унесло, возможно, челюстью, возможно, временем. Но верхняя часть – грудная клетка, плечи, голова – сохранилась. Кожа усохла, превратившись в буро-серую, сморщенную корку, лицо замерло в полуулыбке или судороге боли. По выцветшей и потрепанной, но всё ещё различимой форме, было ясно – это военный. Бронеэлементы, разорванные жгуты ремней, остатки шеврона и кусок тканевого нашивного флага.