Таким образом, основа остаётся буквально основоположением. И что из этого следует для ценности знания?
Высшие, наиболее всеобъемлющие выражения ценности познания в логике – это всеобщность и необходимость. Мы признали их методологическую ценность в том, что они означают не окончательные результаты и установления познания, а скорее новые отправные точки для новых путей исследования. Они не имеют ценности аксиом или принципов, но полезны как большие посылки силлогистического доказательства.
Какие же ещё выражения для внутренней связи и более общей характеристики познавательных ценностей могли бы быть? Остаются лишь виды суждений и категории как всеобщие основоположения.
Поэтому логика попадает в комически затруднительное положение, когда она должна очерчивать истину. Комичность возникает из ситуации, в которую логика попадает с этим вопросом. Она имеет дело с правильностью. И её последний оплот – чистота. Что бы ещё ни могло означать истину, в логике эту роль выполняет чистота. Откуда вообще притязание на истину проникает в язык разума?
Мы можем подслушать этот тонкий процесс и в греческой философии. У Демокрита впервые с научной определённостью появляется различие между бытием и видимостью. Но он обозначает бытие не столько как истинное бытие, сколько как правильное бытие (ἐτεῇ ὄν). Выражение «истина», возможно, уже принадлежит ему, но к самому бытию он его не применяет. Только у Платона слово для истины (ἀλήθεια) приобретает то значение, которое стало для него характерным. Идея вообще, поскольку она относится к бытию природы, то есть математическая идея, обозначается как бытие, как сущее бытие (ὄντως ὄν). Истина означает восхождение к бытию (οὐσία καὶ ἀλήθεια). В этом восхождении истина относится к идее блага. Истина обозначает ценность значимости этического познания. Это значение истины сохранилось в языковом чувстве, несмотря на все запутанности.
Однако прежде чем мы продолжим опираться на это языковое чувство, мы должны обратить внимание на главную путаницу, которая с ним связана. Не только этика сохранила за собой выражение «истина», но и религия оспорила его у неё. Не то чтобы греческую религию можно было упрекнуть или похвалить за выразительное употребление этого слова применительно к её богам; однако монотеизм присваивает это слово для единого Бога. «Бог истинен, и Бог есть истина» – вот глубокие выражения, которыми пророки наделяют единого Бога. Возможно, можно сказать, что даже более характерным, чем единственность, является истина для Бога религии в противоположность богам мифологии. Ибо истинный Бог есть основа нравственности: той, которую он требует и требование которой абсолютно составляет его сущность.