Что же значит, однако, что принцип истины должен быть направлен на соединение теоретической и этической проблем, должен означать связь и согласие обеих проблем? Если ни одно из двух звеньев, из которых состоит цепь, не должно содержать истину, как же тогда она может находиться в цепи? Вопрос можно продолжить: как звенья могут соединяться в цепь, если не благодаря связующему методу, который устанавливает это соединение? Этот связующий метод мы ищем. Но мы ищем этот метод с самого начала здесь как объединяющий, связывающий этику с логикой. Так требует основной закон истины. Это не просто перенесение метода, плодотворного в логике, на этику, с попыткой увидеть, окажется ли он плодотворным и в ней; но, со своей стороны, этика возвращается к компетенциям логики, предполагая единство метода для обоих интересов разума. Это предположение осуществляет основной закон истины. Это не перенесение, а обратное воздействие, которое здесь проявляется. Это новый свет, который принцип истины проливает на основной метод логики: что он также, что он в равной мере порождает этику. Видно, что единство, как оно здесь обосновывается, отличается от более или менее психологического взгляда, который предполагает единство разума, при котором намеренно или неизбежно стирается различие проблем. Но прежде чем мы рассмотрим этот метод, связывающий оба вида проблем (который нам не нужно даже называть), кажется нелишним рассмотреть смысл и ценность истины как метода.
По притче у Лессинга отец держит в одной руке истину, в другой – поиск истины. Мы же, напротив, не только отказываемся от дара одной руки; но мы вообще не признаём разницы между обеими руками. Что бы истина ни означала для отца, это не входит в круг наших проблем. И мы также не позволяем скепсису обесценить для нас ценность поиска истины, будто существует истина другой руки. Поиск истины – это и есть истина. Только метод, посредством которого логика и этика, обе одновременно, а не одна, могут быть порождены, этот объединяющий, этот единый метод – он осуществляет и гарантирует истину. Если хотят различить две руки, то одна даёт логику, другая – этику. Но обе дают в силу одного и того же метода. И эта сила считается у нас истиной.
Истина состоит в едином методе логики и этики. Она не может быть открыта как данность. Она не может быть принята как факт природы или истории, наличный или раскрываемый. Она не сокровище, а кладоискатель. Она – метод; но не изолированный и не изолируемый метод; а такой, который гармонизирует принципиальное различие интересов разума. Метод истины насмехается над тем, чтобы делать логику и науку презренными, поскольку подвергают сомнению их необходимость и затемняют их чистоту. Всякое благочестивое слово о лоскутности человеческого знания вредно, принадлежит к той педагогике, которую Мефистофель применяет к ученику. Истина состоит в признании научного разума. Она основывается на нём.