Кажется, будто это уже не всерьёз, когда ГЕГЕЛЬ физиологически подтверждает противоречие. «Если же говорят, что противоречие немыслимо, то оно, напротив, даже в боли живого есть действительное существование». Если бы тогда хотя бы тождество восхвалялось как радость живого. Но оно ещё менее ценно, чем противоречие, которое якобы более существенно. Стало быть, нет спасения от этой боли. Оба закона мышления отправляются на свалку. «Школа, в которой единственно действуют такие законы, давно дискредитировала себя своей логикой, которая серьёзно их излагает, как перед здравым смыслом, так и перед разумом». Но эта «школа» означает историю научного разума. Она исходит от ПАРМЕНИДА. И эта насмешка, которая, таким образом, поражает автора тождества, отличает те системы философии тождества от классической истории тождества. Приключения романтики сами себя осуждают, опрокидывая судейское кресло тождества. Так нравственность гуманитарных наук гибнет вместе с истиной математического естествознания.
Плохим утешением является то, что благодаря диалектическому движению понятий, совершающемуся в «переворачивании противоположностей», расширяется горизонт исторического взгляда, а сравнительный, универсальный интерес к историческим событиям, явлениям и учреждениям всякого рода сам стал как бы более подвижным. Если контролирующие основоположения, стабилизирующие содержание мышления, разрушены, то во всей сфере нет безопасности. Достоверность познания прекращается, и потому философия должна оторваться от науки, в которой она образует единство знаний. Не только гуманитарные науки в их основе – закон нравственности – уничтожаются этим, но прежде всего математическое естествознание. Единство объекта имеет своей необходимой предпосылкой суждение противоречия. Конечно, не так, как мог бы полагать АРИСТОТЕЛЬ, что объект ещё не достиг своей энтелехии, пока он есть потенциально не-сущее; но, что хуже, объект вообще не мог бы состояться, если бы отрицание не способствовало его утверждению.
Это парадоксально, но решение содержит глубочайшее удовлетворение: что якобы самый субъективный вид суждения должен решать вопрос о конституировании объекта. Вся непрерывность и всё тождество не помогли бы, пока оставалось бы сомнительным, что малейшее изменение разрушает единство объекта. Конечно, этот вывод уже содержится в законе тождества; но можно было бы подумать, что закон тождества страдает ложной абстрактностью, что он действителен только для А и точно так же для В, но не учитывает, что В существует рядом с А и, как полагают, возникает из А.