10. Человечество всегда шло по пути, который этот путеводитель не оставлял вопросительным знаком. Религия во всех своих вершинах проникалась подлинной философией, и сама философия не только, как в платоновской древности, играла с поэзией родного мира богов; и также неверно, что она на протяжении целых эпох лишь впадала в тупую зависимость от теологической религии; скорее, в тех спорах с религией можно увидеть собственную жизнь и развитие философии; и было бы полезно и для философии, если бы это осознание стало проблемой средневековых исследований в большей степени, чем прежде.
И для Нового времени также должно быть яснее выявлено, точнее поставлено как подлинная проблема – какой творческий вклад религиозная мысль имеет в формулировках, которые внешне выглядят как изначально логические требования. Религия имеет внутреннее участие в философии Нового времени. Достаточно вспомнить этику.
11. Как после этого может стать заметным, что философии присуща внутренняя связь с религией? Не следует понимать это так, будто в новое время возникла философия религии как особая ветвь философии. Множество ветвей, распространившихся сегодня на древнем стволе, не доказывают ничего в отношении подлинной жизни этого ствола, ничего в отношении его неувядающего корня; скорее, они так же свидетельствуют об отклонении исторических проблем от этики, как и о корне, из которого они черпают свои жизненные соки, подобно тому как ранее, а теперь вновь, философия природы возникла из дисбаланса с чистой логикой.
12. Связь философии с религией почти так же стара, как они сами. Однако уже в древности изменились те отношения, которые религия стремилась занять по отношению к философии. У древних классиков ещё царит покров наивности над тонкими вопросами, и пока язычество господствовало как народная религия, этот покров не нужно было приподнимать; он был одинаково полезен как философии, так и религии. Лишь когда иудаизм вступил в соприкосновение с эллинизмом, эта сдержанность должна была прекратиться; ибо теперь единство между народным духом, проявляющимся в мифах, и тем, что царило в зачатках философии, было нарушено.
13. Филон, несомненно, чрезвычайно стремился восстановить единство между Платоном и Моисеем, но оба они всё же оставались для него разными авторитетами, тогда как сам Платон ещё совершенно наивно пронизывал свои учения мифами родной земли. Уже у Филона религия и философия становятся пограничными проблемами, и даже если он сам хотел бы, чтобы религия была поглощена философией, против этого в иудейском монотеизме восстаёт чуждая сила, которая никогда не может полностью раствориться во всей идеализации эллинизма, даже в самом платонизме. Моисей становится носителем религии, а Платон – носителем философии.