– Нехорошо так говорить, но отец его настоящий – Мэгги сделала паузу, замешкавшись на секунду – ой, не буду даже продолжать.
– М-да, – задумчиво хмыкнул Боб себе под нос – родителей не выбирают.
Мэгги махнула рукой, встряхивая кудрями пшеничного цвета. Лучи закатного солнца окутали ее прическу нежно-розовой вуалью, рассыпая золотистые блики вдоль прядей. Боб на мгновение залюбовался этим зрелищем, совсем забыв про недавний визит к угрюмому соседу. Улыбнувшись, он подошел к своей жене и прижался губами к ее макушке, нежно приобнимая за плечи.
– Не будем о плохом, да, моя дорогая? – мягко произнес он.
– Ах, Бобби, и то верно – хихикнула Мэгги, прильнув к груди мужа.
"Почему ж все так, когда я успел докатиться до такой жизни? Хотелось бы все наладить, только какой в этом смысл? Меня тошнит от человека, которым я был раньше, но от нынешнего меня аж выть хочется. Мерзость, да и только. Разлегся тут, как комок слизи и ною, как всё ужасно. Сам ведь виноват." – думал про себя Джо.
Помимо алкогольной зависимости у Джо была еще одна: он обожал по сотому кругу гонять мысли о собственной никчемности. Он с болезненным наслаждением упивался жалостью к себе. Остановить эту нездоровую карусель самобичевания могли глоток дешевого виски, либо сон.
Иногда, в редкие моменты вдохновения, Джо брал себя в руки. Он наводил порядок в доме и во дворе, выбрасывал весь запас алкоголя, даже себя приводил в достойный вид. Однажды он так перестарался, что сердобольный сосед Боб его не узнал и чуть было не вызвал полицию, завидев, как таинственный незнакомец хозяйничает во дворе Джо, как в своем собственном.
Обычно все шло на спад поздней осенью и продолжалось от четырех месяцев до нескольких лет. Все довольно быстро возвращалось на круги своя, и уже через месяц Боб недовольно вздыхал, глядя на запущенный соседский двор, покрытый сорняками и мусором.
С полчаса Джо лежал на полу, уткнувшись щекой в грязный деревянный пол. Тело нестерпимо ныло от долгого лежания на жесткой поверхности. Собрав остатки сил, Джо, кряхтя и ругаясь, поднялся и проковылял к чулану под лестницей. На пару минут он застыл в нерешительности, прислушиваясь к звенящей тишине старого равнодушного дома. Из маленького окошка над дверью пробивался тусклый свет почти зашедшего за горизонт солнца, окрашивая прихожую в пепельно-розовый оттенок, касаясь небрежными мазками кип газет, перевязанных веревкой, облезлого пуфика и выцветшей ковровой дорожки. Джо потянул на себя ручку двери, тотчас резкий скрип ржавых петель нарушил воцарившееся хрупкое безмолвие. Из недр маленького чулана Джо вытащил потрепанную синюю коробку, которая на удивление не была запылившейся. Дрожащими узловатыми пальцами он снял крышку, затем, осторожно запустив руку вглубь коробки, выудил оттуда атласный галстук: черный в фиолетовую полоску. Потупив взор, Джо всматривался в косые линии, проводя большим пальцем по краю. Шероховатая кожа цеплялась за мелкие нити, кое-где оставляя крошечные затяжки. Нахмурившись, Джо закрыл глаза, сдерживая слезы, к его горлу подступил ком. Обрывки воспоминаний обожгли сознание, проносясь безумным огненным вихрем. Не сумев совладать с нахлынувшими эмоциями, Джо вздохнул, позволив воображению в сотый раз нарисовать столь ненавистную картину. Отдавшись очередному приступу безумия, Джо провалился в бездну и полетел вниз словно брошенный в колодец камень, пока взглядом он не зацепился за одну из ниш. То были события трехлетней давности.