Потом тропа нырнула под сень вековых сосен, в зону хвойного ковра. Густой, по щиколотку, слой прошлогодней хвои – рыжей, медной, местами уже сереющей от времени. Он был упругим, как старый ватный матрас в бабушкиной мансарде, и пахнул густо, сладко-терпко – белыми грибами, временем, теплом тихого гниения, жизнью, переходящей в почву. Здесь было суше, мягче, тише. Воздух звенел безмолвием, нарушаемым лишь редким стуком дятла где-то в вышине. Но не безопаснее!
Я шла осторожнее, прислушиваясь к ногам, как к чувствительным сейсмографам.
И вот, после резкого поворота за скалой, поросшей седым лишайником и цепким можжевельником, открылся Он. Енисей. Не плоская картинка с экрана смартфона. Не красивый фон для инстаграмного селфи с фильтром «Сибирская Свежесть». Могучий. Холодный. Вечный. Широкий, как море в этом месте, он катил серо-стальные, тяжелые волны, окаймленные белой, клокочущей пеной. Воздух здесь был совсем другим – влажным, тяжелым, солоноватым, звенящим от пронзительных, тоскливых криков чаек, ныряющих за рыбой. Гул реки, низкий и мощный, вибрировал в костях, заполнял все пространство, заглушая мысли. Тропа, петляя меж последних сосен, вывела на широкий песчаный пляж. Песок, который я вчера видела лишь горсточкой у порога «Тайного Улья», теперь расстилался на сотни метров – серовато-желтый, мелкий, промытый и утрамбованный недавним прибоем, сверкающий мириадами влажных искр под набирающим силу утренним солнцем. Словно кто-то рассыпал алмазную крошку у ног исполина.
Именно здесь ступни взбунтовались окончательно.
Мокрые носки, набитые песком от «тундры» и хвойными иголками, превратились в ледяные, скрипящие оковы. Каждый шаг отдавался противным хлюпаньем, натирал, стягивал кожу, как мокрые ошметки грязной ткани. Тело, уставшее от дискомфорта, потребовало свободы. Я остановилась, оперлась ладонью о огромный, отполированный водой валун – его шершавость, испещренная древними царапинами льда и временем, мгновенно отпечаталась на коже, передавая вековую прохладу камня. И, не раздумывая, стала стягивать носки. Мокрый хлопок сопротивлялся, прилипая к коже, как вторая кожа, не желая отпускать. Холодный ветер с Енисея, не встречая преграды, мгновенно обжег босые лодыжки, щиколотки, икры. Мурашки побежали выше колена, к самой спине. И тогда…