И день ото дня все светлее становилась старушка, все ярче и уже не удивлялась этому, а только, подходя вечером к окну, шаль на себя накидывала, чтобы светомаскировку не нарушить.
К концу шестой недели Авдотьевна могла уже при своем свете читать Святое Писание, нисколько не смущаясь малостью букв, смысл жизни объясняющих.
Большое подспорье при ее нынешнем нематермальном положении.
Однако, светись не светись, а приближалось Воскресение Господне, день, который надобно было бы встретить не только молитвами, но и изменением рациона. Конечно не куличом и не пасхою, но уж хоть яичко в луковой шелухе сварить, чтоб не с пустыми руками в храм идти.
Но откуда яичко могло бы к ней прикатиться, Авдотьевна и помыслить себе не могла и потому за три дня до этого праздника великого устроила окончательный смотр своему имуществу в надежде найти хоть малость какую, годную еще к натуральному обмену. Но все, что было ей дорого, было дорого только ей, и думать было невозможно найти всему этому хоть какое дельное применение. Правда был еще барометр, но Авдотьевна уже трижды носила его на рынок и трижды приносила обратно: такое время стояло, что атмосферное давление не интересовало решительно никого, что, впрочем, по-человечески вполне объяснимо.
Во время этой ревизии нашла Авдотьевна фату свою подвенечную – всю газовую с вуалью и только головой покачала: кто ж теперь венчаться-то будет?! – разве что инвалиды полные, которым уже смерть скорая от пули не грозит, да таких ведь найти еще надо…
Как ни странно, но даже тень воспоминаний не коснулась ее просветленной бесконечным постом души – словно не она это вокруг алтаря ходила, да крест целовала, обязуясь прилепиться к мужу своему. Где-то его сейчас нелегкая носит?!
Словно впервые в жизни увидела она этот бесценный белоснежный предмет и проснулось в ней нечто женское, водрузила она это облако на голову седую, и в зеркало словно ненароком взглянув, замерла так…
– Сущая лампа под абажуром, – наконец вздохнула Авдотьевна и собралась уж было снять с головы это издевательство, как услышала, что в дверь стучат.
Авдотьевна привычно взяла топорик и пошла открывать, а открыв, увидела никакую не МОПУ, как ожидала, а вовсе ей незнакомого мужика и даже оторопела.
– Господи! – тоже испугался незнакомец и, после секундного оцепенения, попытался, просунув руку в щель, потрогать светящуюся старушку пальцем, потому что, хотя и был заядлым материалистом, верил в нечистую силу, с которой дважды общался. Однако, не дотянулся.