Уж хотела Авдотьевна топориком по этой вражеской руке тюкнуть, да пока с силами собиралась и топорик на высоту подобающую возносила, рука эта наглая уже успела спрятаться.
И наступила тишина.
Авдотьевна ждала новых поползновений и готова была тюкать до последнего, а стоящий за дверью решал для себя жизненно важные вопросы: бывают ли привидения с топориками, а если бывают, то может ли это привидение всерьез дербалызнуть. Подумал он, присмотрелся к привидению повнимательней, по блеску глаз понял, что «может» и собрался уж было идти назад к управдому с требованием направить его в другую квартиру, как исчерпала старушка все свои энергетические ресурсы и кленовым листочком рухнула на паркет.
Услышав, как старушечьи косточки с деревом мореным в контакт вступили, понял он, что не привидение перед ним, а обыкновенный феномен, и потому приналег плечом на дверь дубовую и, вырвав цепочку с мясом, подхватил невесомое скелетистое тельце и, путаясь в фате, отнес на диван, благо старушка свету не убавила и путь был ясно различим.
Устроил он ей ручки поудобнее и за мешком своим на площадку пошел, а когда вернулся, старушка, хотя и лежала, как положена была, но глазом ближайшим вращала с явным неодобрением. И тогда пришлось подселенцу бумагу казенную вытаскивать и к старушкиному глазу приближать, оправдывая свое вторжение.
За минувшие годы перед носом Авдотьевны много бумажек перемахалось и потому, хотя из-за дальнозоркости ни слова она разобрать не смогла, но, однако, поняла, что лицо перед нею официальное, какими-нибудь полномочиями да наделенное.
– Когда же это все кончится! – устало подумала Авдотьевна, а вслух произнесла: – Да поднимите же вы меня! – и когда усадил ее незнакомец в подушечки, а сам на краешек присел, спросила обреченно:
– Уплотнять будете?
– Ага! – радостно ответил мужчина и на всякий случай еще раз бумажкой помахал. – Велено перебираться. Так что разрешите представиться – Заслонов Алексей Никанорович.
– Ну-ну… – только и молвила Авдотьевна, не зная под каким именем ей себя преподнести: Авдотьевна – пошло, а Луиза, да еще фон – не ко времени это, когда немец у самой Москвы стоит.
Посмотрел Заслонов, как старушка нижнюю губу в сомнении пожевывает, посмотрел, да так и не дождавшись слова человеческого, потребовал комнату показать.