Дети из греческих семей угощали зелеными оливками, которые привозили из своей родины, куда ездили довольно часто.
В марте месяце соседи турки и марокканцы угощали соседей мясом, они праздновали какой-то свой религиозный праздник. Мать радовалась. Ставила мясо на огонь, рубила белокочанную капусту, готовила борщ по всем правилам: с морковью и свеклой, тушила на медленном огне помидоры и присыпала укропом. И основное блюдо, соленое сало, толстые шматки с розоватым оттенком, горделиво красовалось на столе во время принятия пищи. По осени отец рыскал по округе и находил фермеров, договаривался «забить кабанчика», чтобы можно было посолить неостывшее мясо. Бельгийцам казалось ненормальным, есть парное мясо: считали, оно отравлено страхом. Забирал тушу свиньи целиком и делил поровну на несколько хозяев. Вскоре хозяйки странного поселения научились у местных жителей готовить овощные супы и с удовольствием пристрастились к ним. Лук-порей добывали на полях после уборки урожая, как и остальные овощи. На рынке, если прийти туда к концу дня, в отходах можно было на неделю собрать все, что душе угодно. Короче, только успевай и голодным не останешься. Синди не спрашивала родителей о том, как их семья оказалась в этом месте, почему они разговаривают в семье на русском языке, а у матери вырываются непонятные слова со странным произношением г, как х. Им, детям, все казалось естественным, нормальным явлением обычной жизни, как смена времени года, приход весны и лета, теплой осени и мягкой зимы. Отец не работал на шахте, как большинство обитателей поселка. До войны, как однажды услышала Синди, он строил дома. В мирное время его профессия оказалась самой нужной. Рано утром он уходил на работу и приходил поздно вечером, всегда в одно и то же время. Выходные проводил с семьей, мастерил что-то по хозяйству, строгал, чинил, перестраивал и пристраивал клетушки к основному жилому дому. Мать занималась только хозяйством: стирала, убиралась, готовила еду и следила за детьми. Они дополняли друг друга. Полный отец с нахмуренными бровями, длинными усами и худая мать, проворная, ловкая и улыбчивая. Синди не походила внешностью на них, отличалась и от своих братьев и сестер. К тринадцати годам она страдала по-взрослому. Разглядывала себя в зеркало и ужасалась: надо же такой уродиться. Рыжая, с россыпью веснушек на лице, с острым носиком, торчащим между впалых щек, с острыми коленками и локотками, с глазами зеленого цвета и длинной цыплячьей шеей.