Я отпираю решетку. Юлия шмыгает в темноту, и, возвращается, взвалив на плечи немытую, вонючую тушу, едва ли напоминающую человека.
Я к нему не притронусь.
Пусть сама его тащит.
Я веду их теми коридорами, где, как мне известно, почти никто не бывает. Лишь заслышав голоса, ругань и топот, я меняю маршрут, и каким-то чудом нам удается добраться до гаража. В красных бликах резервного освещения колесницы кажутся древними чудищами. Я выбиваю стекло у ближайшей из них и дотягиваюсь до кнопки разблокировки замка.
– Внутрь, – распоряжаюсь я, а сам спрашиваю себя: что, во имя Юпитера, я делаю?!
Это – чистой воды самоубийство. Нам не позволят уйти далеко.
Он не позволит.
Конечно, первым нас находит в гараже именно центурион Креон Прэтор. Он удерживает меня на прицеле. Юлия Силва, с пыхтением затаскивающая старика в колесницу, его не интересует.
– Стоять! – требует мой наставник. Я привык ему повиноваться и замираю. Увы, на сей раз мне придется ослушаться. Я хочу жить, и не важно, сколько продлится эта жизнь. Креон меня не пощадит. Странно, что он еще не спустил курок. Я – предатель, заслуживающий казни на месте. Я потворствую бегству двух заключенных. А еще я обманывал Креона все эти годы, и не только его.
– Простите меня, господин, – говорю я и стреляю первым.
Табельное оружие выпадает из руки центуриона, но, даже получив ранение, он твердо стоит на ногах. Я целился в правое плечо, рассчитывая увеличить свои шансы: хоть Креон управляется с оружием и левой рукой, он утратит прежнюю меткость.
Только он все равно не стреляет.
Он шагает ко мне.
– Ливия, – произносит центурион, и, чтоб мне провалиться на месте, но я отчетливо слышу окончание имени.
Нет-нет-нет.
Так быть не должно.
Он не знает. Не знает!
Я запрыгиваю в колесницу и давлю гашетку в пол.
***
Колесница таранит ворота гаража, затем ворота тюрьмы. Нас осыпают градом пуль, визжит двигатель и звенят разбитые стекла, что дождем осыпаются внутрь. Я наблюдаю все наши приключения со стороны, словно кинокартину, погрузившись в свои невеселые думы.
Я прокручиваю в голове последнюю встречу с Креоном Прэтором.
Без сомнения, я больше никогда его не увижу.
Но зато куратор до него не доберется! После того, что я устроил, меня объявят врагом народа, а центурион, раненный при попытке меня задержать, окажется вне подозрений. Он не знал. Ему нечего предъявить. Он не виноват, что пригрел змею на груди.