Нет, она не верила. Никогда не верила. Даже тогда, когда учителя вбивали в её руку линию рода – от солнца к телу, от тела к трону.
Закончив путь, она встала позади трона – чуть сбоку, на полшага позади, как того требовал ритуал – в тонком, почти прозрачном белом одеянии, расшитом мелкими золотыми бусинами. На солнце они поблёскивали, будто на ней был не наряд, а дождь из света. Волосы были заплетены в традиционную прядь царевен, украшенную лентами, что символизировали покорность. Символизировали – но не отражали суть.
Тияна молчала. Лицо – безупречно гладкое, сдержанное, чуждое всякого выражения. Она умела это с детства – держать лицо. В храме, во дворце, даже перед телами казнённых – с тем же выражением, которое сейчас смотрело сквозь тысячи лиц внизу.
Но руки выдавали. Тонкие пальцы сжимали ткань, шов, воздух – едва заметно, но с каждой новой строкой песнопения сильнее. Толпа гудела: "Сын солнца. Глаз Ра. Наследник Осириса." И каждый голос, сливавшийся в этот стройный, священный хор, будто остриём проходил по её вискам.
Ложь. Громкая, благословлённая ложь.
Она знала, кто он. Ахептар. Её отец. И кем бы он ни называл себя перед толпой, перед Ра, перед ветром – она помнила его настоящую суть. И от этого сердце билось так громко, что она на секунду испугалась, не слышно ли.
– Ты снова не кланялась, – прошипела Сетемет, приблизившись вплотную. От её дыхания веяло ладаном и тенью саркофага. Голос старой жрицы был низким и вкрадчивым, как шелест чешуи по камню. – Народ видит всё.
– И пусть, – отозвалась Тияна, не повернув головы. Губы её едва шевельнулись. – Я дочь фараона, не его тень.
Она не сдвинулась с места, будто в ней самой уже не осталось страха – только выученная сдержанность и стальное презрение. Сотни глаз внизу могли видеть только её силуэт – и, быть может, подумать, что она, как и все, преклоняется. Но Сетемет знала правду. И эта правда забавляла её.
– Ты станешь больше, чем тенью, – прошептала жрица, усмехаясь так, будто ведала чужую судьбу. – Знаки приближаются. Старое умирает. Новое требует жертвы.
Её голос затих, но висел в воздухе, как зловещий шепот древнего заклинания.
Тияна повернула голову, едва заметно, – не полностью, а лишь настолько, чтобы краем глаза уловить выражение лица Сетемет. Хотела было задать вопрос, срывающий покой: что ты несёшь, старая змея? Какие знаки? Чья жертва? Но не успела.