Чайник наконец совершенно успокоился и перестал издавать обиженный свист всеми забытого объекта, а Алексей Степанович открыл дверцу верхнего шкафчика, достал чашку и аккуратно дверцу прикрыл. Обратил внимание на то, что левая дверца висит неровно относительно правой (хотя, возможно, это правая висела неровно относительно левой, или даже обе они покосились). Нет, он не будет искать причину неполадки, подкручивать, перевешивать и приводить все в ровный и аккуратный вид, хотя еще лет семь назад обязательно это сделал бы. Во-первых, не уверен, что сумеет, руки слушаются все хуже, глаза тоже видят неважно. Во-вторых, у его кухонного гарнитура, которому перевалило уже за четыре десятка лет, тоже есть право стареть (пусть за самим собой Алексей Степанович такое право признавал очень неохотно). Ну а в-третьих, к нему все равно никто не приходит, так какая разница, как висят дверки?
Мужчина поставил чашку на стол, аккуратно взял в руку белый фарфоровый заварочный чайник с синим цветком на белом пузатом боку и налил через сколотый носик заварку. Этот чайничек достался Алексею Степановичу еще от мамы, было ему лет едва ли не столько же, сколько самому Алексею (в современном мире вещи столько уже не живут), кроме поврежденного носика у него была также треснута крышечка, но никогда бы Алексею Степановичу не пришло в голову купить другой заварник. Будут доживать свой век вместе, на пару.
Затем мужчина прихваткой снял горячий свисток с носика алюминиевого чайника, который был не такой древний – всего каких-то лет пятнадцать – и налил горячего чая в чашку. На чашке раньше была какая-то картинка, но со временем стерлась, и Алексей Степанович совершенно позабыл, что там когда-то было нарисовано – то ли цветок какой, то ли дерево под снегом. Зато он помнил, как эту чашку подарили ему ученики на двадцать третье февраля, и это воспоминание было гораздо важнее стершейся картинки.
«Ну что ж, подождем, пока немножко остынет» – снова заговорил Алексей Степанович вслух, подходя к окну и выглядывая на оживленную летнюю улицу. С третьего этажа ему было видно, как девочка лет пяти гоняет по тротуару на красном велосипедике, женщина с малышом лет двух крошит голубям хлеб, а двое подростков, сидящих на лавочке, что-то громко обсуждают, глядя на какой-то предмет в руках, скорее всего, на телефон. Алексей Степанович совершенно не понимал, для чего современные люди – и дети, и взрослые, – так много смотрят в телефон. Идя по улице, стоя в очереди, сидя на лавочке – они смотрят куда-то на маленький прямоугольничек. Что там может быть более важного интересного, чем то, что они могут увидеть вокруг, если оторвут взгляд от этого изобретения? Алексею Степановичу было это искренне интересно, у него самого не было ни смартфона, ни даже обычного кнопочного телефона, ведь чаще всего он был дома, где у него был домашний телефон, на который, по правде говоря, никто никогда не звонил. Так с чего тогда кто-то будет звонить на мобильный? Пока не умерла три года назад сестра Алексея Степановича, он созванивался иногда с ней (да и то не часто), а после ее смерти и вовсе телефоном не пользовался.