А может, это обычная утка? Да! Просто утка! Самая обычная утка. У неё нет экстрасенсорных способностей и знаний о скрытых гранях внешней среды. Тогда почему же она так пристально следит за тобой и почему видит тебя насквозь целиком и полностью?
Вот уже совсем близко, заросший в любое время года мхом и цветами изумрудной лозы, домик дяди Анфима. Говорят, бедный старик совсем обезумел после смерти жены и не выходил на улицу уже много лет. Вокруг дома всё усыпано трупами мышей, крыс и опарышей; окна, в которых давно не загорался свет, побили местные люмпены; почтовый ящик намеревается упасть с полусгнившей опоры от количества никому не нужных газет и писем, адресованных дяде Анфиму, а может, и его супруге… Рядом на площадке стоят ржавые качели, на которых медленно качается фантом без головы и без туловища. Скорее всего, если бы у него было лицо, оно выражало бы безысходную глубочайшую тоску.
Внезапно на противоположной стороне улицы, как будто бы из ниоткуда, появилась незнакомая странная бабка. Наверное, она вышла из невидимого портала, разделяющего параллельные реальности, или просто проникла сквозь высокий шиферный забор, за которым находится кладбище. Глядя на её серое безобразное лицо, можно предположить, что она прожила несколько столетий, а может, и тысячелетий, причём довольно неспокойной, лишённой всяческих радостей жизнью.
Её образ, состоящий из явно очень старой, в некоторых местах порванной кофты, чёрной хлопчатобумажной юбки и аккуратно завязанного на голове растрёпанного пёстрого платка, дополняли сапоги огромного размера, полностью закрывающие длинные ноги. В целом она была похожа на восставшую из мёртвых колхозницу. Она вдруг резко обернулась и сквозь мрак посмотрела прямо в глаза. Своими тёмными, как гибель непорочности, туннелями зрачков она проникла в душу и, прочитав все мысли без остатка, стала тщательно перебирать нити сознания. Этот взгляд точно запомнится на всю жизнь как самое плохое, что может в ней произойти. Это как будто бы все люди, которых ты любишь, прокляли тебя, собравшись в единое целое.
Оставив страдать и негодовать, она, подпрыгивая и бубня что-то себе под нос, пошла в сторону серого здания, которое раньше было аптекой. Поднявшись по ступенькам, ведущим к закрытой двери, она встала на носочки и начала исполнять движения, напоминающие балет. Двигалась старуха на удивление пластично и даже профессионально. Сначала, опираясь одной рукой на перила, она выполняла батман тандю и гранд батман, потом соте и антраша, а завершением был потрясающий арабеск. При этом все её движения, с одной стороны, были грациозными и изящными, но с другой – наводили панический страх и сводили с ума своей плавностью. Ясно было, что когда танец закончится, зритель навсегда лишится нынешнего телесного существования.