– Дядь Вань, в три дня сделаем! («А там на самом деле посмотрим», – не стали договаривать они).
Трофимыч заметил абсурд подобного заявления, но спорить не стал, понимая, что злить молодых мужчин не стоит. Он с малых лет помнил, что в споре рождается драка, а не истина, как кто-то думает, и молча согласился, потому что, как он уже понял за эти дни, крыша сама себя не заделает. «Ссышь, когда страшно», – говорила в таких случаях Тамара, но как уверял её Иван – «я промолчал из деликатности». Да и к тому же, как показывал его жизненный опыт, – в споре ещё ни разу никто никого ни в чём не убедил.
Успокоенные тем, что проблема начала решаться, вечер они провели у телевизора просто глядя в экран, не вникая в происходящее на нём, думая каждый о своём. Из глубин размышлений Тому вывел в реальность раздавшийся телефонный звонок. Она взяла трубку, из которой раздался бодрый голос дочери Алёны:
– Мамуля, привет!
Тома расплылась в улыбке:
– Привет, моя девочка! Как ты?
Дальше последовал обмен привычными дежурными, но важными фразами про здоровье, дела и вообще. Дочь Ивана и Томы Алёна, учившаяся в городе, жила в институтской общаге и бывала у родителей наездами, но чаще ззвонила. Несмотря на редкие встречи отношения между ними были тёплыми и по настоящему близкими, но и не лишёнными некоторой иронии.
После некоторой беседы с Томой, Алёна логично поинтересовалась:
– Где папа?
Тома не могла не сказать:
– Ж…па.
Это была плотная связка в виде недорифмы, сколоченная Томой за годы наблюдений за отношением Трофимыча к детям. К тому же она ревновала их к нему, считая его недостойным их слишком пристального внимания из-за того, что он слишком часто бросал их на неё в самых сложных жизненных ситуациях и подолгу мог срвершенно их не вспоминать. Зато она занесла эту информацию в тот же стратегический запас и теперь припоминала это ему при надобности.
Дождавшись от дочери ответного привычного полусопротивляющегося: «Ну мама…» на том конце вместо провода – неизвестно теперь чего, Тома начала пересказывать все нестандартные выходки Трофимыча за последний период, поделиться которыми она могла только с дочерью в силу их экстронеординарности и, вообще говоря, дикости. Поэтому именно для дочери она их и копила. Ведь должен же человек с кем-нибудь делиться самыми яркими впечатлениями своей жизни.