Позади него, на почтительном расстоянии, семенили трое его подчиненных – инквизиторы рангом пониже. Их мантии были проще, без подбоя, знаки – меньше и тусклее. Они старались идти так же прямо, как их командир, но не выходило. Один, коренастый и широколицый, нервно покусывал губу. Другой, длинный и тощий, сутулился. Третий, с лицом вечного циника, бросал быстрые взгляды по сторонам.
– Черт, как он вообще дышит в этом тумане? – прошипел коренастый, когда Кай скрылся за поворотом, ведшим к административному кварталу Ордена.
– Кажется, он туман и выдыхает, Борк – усмехнулся циник, потирая руки от холода.
– Слышал, вчера на допросе того старого Люмина в Северном Крыле? – вступил тощий, понизив голос до шепота, хотя Кай был уже далеко. – Говорят, Вейн даже бровью не повел, когда… ну, когда тот перестал светиться. Совсем. Навсегда.
Борк сглотнул.
– Он жесток. Но… эффективен. Отец говорил, таких, как Вейн, один на тысячу. Маг от Бога. И ненависть у него… чистая. Как лезвие.
– Чистая? – фыркнул циник. – Замороженная, скорее. Иногда мне кажется, там, внутри, вообще ничего нет. Ничего, кроме той истории с родителями. Она его и движет. Как заводная пружина в дорогих часах.
– Тише! – Борк оглянулся. – Он и за спиной слышит, клянусь! Помните Эдгара? Того, что усомнился в его методах?
Все трое невольно передернулись. Эдгар исчез после одного такого разговора. Случайно сорвался с городской стены. Очень случайно.
Кайлор Вейн тем временем поднялся по широким ступеням в здание Командорства Ордена. Стражи у массивных дубовых дверей, украшенных все тем же символом кровавого кристалла, замерли по стойке "смирно", взгляд устремлен в пространство перед собой. Он прошел мимо них, не удостоив взглядом. Холл Командорства был мрачен и величественен: высокие своды, витражи с изображениями побед Ордена над "дикими магическими угрозами" (Люминами), тяжелые гобелены, поглощавшие свет. Воздух пахнул воском, старым камнем и… едва уловимым запахом озона и меди – следы постоянной работы мощной магии.
Он миновал кабинеты младших чинов, где слышались приглушенные голоса и шелест бумаг, и вошел в свой собственный. Просторный, аскетичный. Большой стол из черного дерева, заваленный картами, отчетами, свитками. Стеллажи с книгами и артефактами за стеклом. Ничего лишнего. Ни картин, ни безделушек. На стене – единственное украшение: герб его рода – серебряный ястреб на червленом поле. Символ былой власти, ушедшей вместе с родителями.