Пока мама читала молитву, я иногда рассматривала бамбук, росший в саду за стеклянной дверью, или маски за спиной моей сводной сестры. Эти маски походили на сестру, но лишь наполовину. Я обнаружила это однажды, когда она пришла в мою комнату и попросила нарисовать ее портрет. Внимательно разглядывая лицо сводной сестры, я заметила, что только один ее глаз большой и круглый. Он достался ей от матери-американки, от которой она сбежала, как только стала подростком. Даже нос, возвышающийся над изогнутыми в полуулыбке сжатыми губами, был английским только наполовину. Я взяла лист бумаги и прикрыла им левую сторону портрета. Так сестра стала похожа на множество других девочек из города Нейпервилл в штате Иллинойс.
– Смотри, так и не скажешь, что твой папа – японец.
– Да? – Сестра подошла ко мне.
– Да, но смотри.
Я прикрыла бумагой другую сторону портрета. Тут же стало заметно, что у девочки более продолговатый разрез глаз, ноздря чуть шире, линия рта загадочна.
– А так ты похожа на гейшу.
Сестра помрачнела – не знаю, расстроило ли ее сходство с отцом или с матерью. А может, все дело было в асимметрии, которая, кажется, есть у нас всех, но на ее лице оказалась слишком явной…
Рикки встал из-за стола.
– Ну что, ты не видела очки? Я оставил их здесь, на полке, рядом с ключами.
– Зачем тебе солнечные очки, уже темно.
– Нужны, и все.
– И с кем ты встречаешься? Очень надеюсь, что с Федерикой.
– Не лезь не в свое дело, – Рикки взял ключи, послал мне воздушный поцелуй и спросил: – Фрида, у вас тоже мамы такие?
Не дожидаясь ответа, он вышел, хлопнув дверью. Диалог Аниты с сыном выбил меня из колеи. Почти все время я рассматривала цветочный узор на скатерти, который постепенно покрывался крошками и брызгами масла. Острые ремарки разговора, окрашенные сарказмом и неаполитанским диалектом, пролетали над моей головой, словно стрелы. Я боялась, что если подниму глаза, то мать и сын попытаются втянуть меня в спор. И правда, стоило мне встретиться взглядом с Анитой, та как будто хотела, чтобы я высказалась и поддержала ее точку зрения. Может, она научит меня ругаться, так же как научила Рикки стремительно менять выражения лица, словно маски Но [8]? Я совсем не хотела ругаться, поэтому просто ужинала. Желтые цветки фриарелли оказались не такими горькими, как я думала. Я сжевала их вместе с остальной едой, почти не заметив.