– А что там за тати у тебя? – спросил тем временем Митька. Да-да-да, что там за кретины такие, что решили на вооружённый до зубов обоз напасть, у которого наверняка и лошади выучены кусаться и людей топтать?
– Да какие-то скорбные на всю голову решили пощипать, – голос стал задумчивым. – Не нашенские. Наши бы не полезли, видно же сколько солдат в охране. То ли венгры, то ли румыны, хрен их разберёшь. Даже убивать жалко было. Так повязали. Всю дорогу откармливали, видно же, что с голодухи полезли. – Что? Откуда по дороге из Польши взялись венгры, ну, или румыны?
– Откуда там такое чудо? – вот, даже Митька удивился.
– Да отколь я знаю? Так куды их?
– В разбойный приказ вези, там разбираться будем, – наконец, после минутной паузы решил Митька, обдумавший все ближайшие перспективы.
Всё-таки хорошего помощника Ушаков себе приготовил. Только вот сдаётся мне, что просить меня скоро будет отдать Митьку. Хрен ему во всё рыло! Если отдам, то сам, что делать буду? А решение правильное. Были бы нашими, то к Радищеву на правеж и дознание, а с этими то ли венграми, то ли болгарами, чёрт его знает, что делать. Самому придётся в разбойный идти, который свои последние дни доживает, самоликвидируясь под напором наглых птенцов Ушакова. Ну, да поди не переломлюсь.
– Как всё выполнишь, так сюда вернёшься, к государю на доклад, – подытожил Митька. А вот это правильно, я хоть посмотрю, кто ты такой будешь, мил человек.
– Так ведь это ж, дня через три только все под опись посчитают, – пробурчал неизвестный мне офицер, а никого другого Михайлов бы на порог не пустил.
– Государь никуда вроде тебя не торопит, – вполне резонно ответил Митька, а по тому, что его голос отдалился и слова стали уже почти неразличимы, можно было судить, что они отошли от двери.
Ну вот и ладушки. Я негромко рассмеялся и придвинул к себе отодвинутую чернильницу. Пора к Табелю о рангах возвращаться. Но только я обмакнул перо в чернильницу, как дверь распахнулась.
На этот раз никаких концертов не было и в помине. Прямо от порога, бухнувшись на колени, в мою сторону пополз незнакомый мне дьяк. Он комкал в руке шапку, время от времени вытирая ею не то пот с лица, не то слёзы.
– Государь, – взвыл он, когда до моего стола осталось ползти не больше половины пути. Остановившись, он уткнулся головой в ковёр, а когда поднялся, снова вытер лицо шапкой. Я бросил взгляд на двери, в проёме стоял бледный Митька и кусал губы.