– Утро, шериф. Там у реки… судмедэксперт уже закончил. Хотите отчёт?
Дэвис кивнул. Не вставая, не меняя выражения лица.
– Ты знаешь, почему он оставляет тела на виду?
Аарон на секунду замешкался.
– Потому что он хочет, чтобы мы их нашли?
Дэвис усмехнулся.
– Нет. Потому что он хочет, чтобы мы увидели. Видеть и находить – не одно и то же. Он оставляет нам не улику. Он оставляет фразу.
Аарон подошёл ближе. На столе лежала распечатка с символом, вырезанным на лбу жертвы. Угловатая спираль, как будто начерченная циркулем и прерванная в одном месте. Дэвис обвёл её пальцем.
– Это не просто метка. Это его подпись. А подпись – это всегда вызов.
Аарон хотел что-то сказать, но замолчал. Он не был глуп. Просто ещё не понимал глубины. Не чувствовал пустоты, которая стоит за этими телами. Пока.
– Вы думаете, это тот же человек? – наконец спросил он.
Дэвис кивнул.
– Я не думаю. Я знаю. Он ушёл на десять лет. Может, чтобы наблюдать. Может, чтобы планировать. А может, чтобы доказать нам, что мы без него – никто. А теперь он вернулся. И вернулся не просто так. Он начал с манифеста.
Он снова затянулся. Дым вылетел в потолок, как дух из лампы.
– Знаешь, что самое страшное, Аарон? – произнёс он почти ласково.
– Не то, что он убивает. И не то, что он издевается. Самое страшное – он умный. Умнее, чем мы. Он не хочет крови. Он хочет, чтобы мы сломались.
Аарон стоял молча. Он не понимал ещё всего. Но понимал главное – этот старик не бредит. Он говорит с бездной. А она, чёрт возьми, отвечает.
– Закрой дверь, – сказал Дэвис. – И скажи внизу, чтобы больше никто не трогал тело. Завтра поедем туда с тобой вдвоём. До этого – тишина. Он наблюдает. Он ждёт реакции.
Аарон кивнул и вышел. Дэвис остался один. Он докурил до фильтра, затушил в пепельнице и закрыл глаза. На секунду. Он видел этот город в огне. Он знал, что огонь вернулся. И теперь – не в переулках, а внутри.
Он снова взял папку «Круг» и положил её на стол.
– Ладно, ублюдок. Мы снова начали.
4. Убийство на мосту: философия боли
Мост Риверфронт – старая артерия Детройта. Камень и сталь, пережившие времена, когда понизу шли караваны, а поверху – грузовики и страх. Он соединял два берега, два Детройта – живой и мёртвый. На одном – огни, на другом – пустота. Именно здесь убийца решил сказать следующее слово.
Жертва лежала прямо на перилах. Спина выгнута, как будто её оставили в танце. Руки аккуратно сложены. Лицо закрыто куском белой ткани, на которой – красная круговая метка, будто начерченная губами, но кровью. Рот на ткани вырезан: из него торчит лист бумаги, сложенный вдвое.