– Что за чёрт… – прошептал он и резко повернул в сторону света.
Секунда – и пространство треснуло. Небо, казавшееся твёрдым, словно разошлось швами. В ушах зазвенело, как при резком наборе высоты, но гораздо глубже – будто колокола били прямо в череп.
Панель приборов замигала, компас вращался, словно взбесился. А потом…
Тишина.
Он открыл глаза. Всё вокруг было не таким. Воздух казался плотнее, звук – вязким, а небо… оно было иного оттенка, будто выцвело от чужого солнца.
Алексей приземлился на ближайшем возможном участке – луг у незнакомого села. Он не узнавал ни местность, ни архитектуру, ни даже шрифт на дорожном указателе, выцветшем от времени.
Надпись на деревянной доске гласила: «Станция Громово. Год 1893.»
– Чёрт побери… – выдохнул он.
Вдали с шумом шёл поезд. Паровоз, громоздкий и чёрный, пыхтел как раненое животное. Его вагончики казались игрушечными. Из одного выглянула женщина – лицо вуалировано, но глаза горели неподдельным интересом. Их взгляды пересеклись.
Так началась его новая жизнь – в другом времени, с другим смыслом. Пока что он знал одно: он жив. А значит – нужно действовать.
Паровоз исчез за поворотом, оставив в воздухе густой след угольной копоти, который медленно рассыпался в утреннем мареве. Алексей стоял, прислонившись к крылу своего самолёта, как к единственной опоре в этом безумию. Тёплый ветер с поля доносил запах скошенной травы, гари и.. чего-то мясного. Где-то недалеко жарили еду на открытом огне.
Он с усилием оторвался от созерцания и направился к указателю. Табличка всё так же уверенно утверждала: «Станция Громово. 1893 год.»
Он проверил карман – в нём лежала армейская записная книжка с гербом Советского Союза. Её он точно не покажет никому. В этом мире она была бы как проклятие – или как приговор. Он сунул её глубже, внутрь куртки, закрыл на молнию и пошёл по тропинке к станции.
Станция Громово оказалась не столько станцией, сколько большой деревянной избой с навесом. Под крышей стояли трое мужчин в кепках и сапогах – видимо, местные крестьяне, ожидавшие обратного состава. Один из них держал за руку мальчика – лет шести, в заплатанном армячке.
На лавке у входа сидела она.
Женщина с поезда. Светло-серое платье с высокой горловиной, кружевной воротник, руки в чёрных перчатках. На коленях лежала книга, аккуратно перевёрнутая вниз страницами. Лицо было открыто – утончённое, с высокими скулами и глубокими глазами, в которых отражалась не только наблюдательность, но и скрытая тревога. Казалось, она уже знала, кто он.