Кабинет директора школы №17 всегда казался Алексею Сергеевичу немного чужим пространством. Пахло старым деревом мебели, пылью с папок на стеллажах и легкой ноткой дезинфицирующего средства, как в поликлинике. Василий Петрович Сомов, директор, сидел за массивным столом, заваленным бумагами. Его лицо, обычно добродушное, сегодня было непроницаемо, как каменная маска. Алексей Сергеевич стоял напротив, чувствуя, как ладони под пиджаком стали влажными. Он знал, зачем его вызвали. Знание это свинцовой тяжестью лежало в желудке с тех пор, как он увидел записку в дверце учительского шкафчика: «А. С. Орлову. Срочно к директору. 14:00».
«Спокойно, – твердил он себе, глядя на портрет Ломоносова на стене позади Сомова. – Ты ничего не сделал. Ничего предосудительного. Просто… нелепая ситуация». Но рациональные доводы разбивались о каменную стену предчувствия беды.
Василий Петрович отложил в сторону документ, с которым разбирался, и взглянул на Алексея Сергеевича. Взгляд был тяжелым, оценивающим, без обычной приветливости.
«Садись, Алексей», – сказал директор, указывая на кресло перед столом. Голос был ровным, но в нем не было тепла.
Алексей Сергеевич сел, ощущая холод кожицы кресла даже сквозь ткань брюк. Он молча ждал.
«Алексей, – начал директор, сложив руки на столе. – Ко мне поступают… тревожные сигналы. Касающиеся тебя и одной из учениц. Анны Марковой, 10 „А“».
Сердце Алексея Сергеевича резко сжалось, будто гигантская рука сдавила грудную клетку. «Сигналы… Какие сигналы? От кого?» – мысли метались. Он чувствовал, как кровь отливает от лица, оставляя ощущение холода.
«Сигналы о чем именно, Василий Петрович?» – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и деловито. Внутри же бушевал ураган: «Узнали… До них дошли эти проклятые сплетни!»
Директор вздохнул, словно ему было неприятно продолжать. «О недопустимом… внимании с твоей стороны. И о нездоровой привязанности со стороны ученицы. Слухи, Алексей. Очень неприятные слухи. О том, что между вами… что-то есть. Или может быть».
«Что?! – Алексей Сергеевич невольно вскинулся. – Василий Петрович, это абсурд! Я… Я просто учу ее физике! Как и всех остальных!» Голос его дрогнул на последних словах, выдавая внутреннее напряжение. Он видел перед собой бледное, страдающее лицо Анны в пустом классе, слышал ее сдавленный шепот. «Я ничего не сделал… Но она… она действительно…» – мысль предательски довершила фразу, которую он не смел озвучить.