«Боже правый…» – пробормотал Гримз, крестясь старой, чисто человеческой привычкой. «Что это за чертовщина?»
«Не знаю», – честно ответил Кайл, чувствуя, как холод Нифльхейма проникает сквозь обшивку прямо к нему в душу. «Но нам нужны ответы. Варгас, приказываю отряду «Альфа» продолжить движение к командному центру. Осторожно. Крайне осторожно. Мартелл, готовьте отряд «Браво» для подкрепления. И доктора Мори с биолабораторией – эта слизь требует анализа немедленно».
Политофицер кивнул, его лицо стало каменным. Даже он понимал, что это выходит за рамки обычных инцидентов на границе.
Трансляция продолжала транслировать кошмар. Десантники продвигались медленно, их дыхание в шлемах было тяжелым, прерывистым. Шепот помех на связи стал громче, приобрел почти ритмичный характер. Кайл ловил обрывки фраз:
«…эти следы… они… смотрят на меня?..»«…сзади! Черт, я видел! Тень!» «…холодно… так чертовски холодно…»
Сержант Торрес пытался поддерживать дисциплину, но и в его голосе слышалась натянутая струна страха. Они миновали жилой блок. Каюты были пусты. Постели не застелены. На одной из них валялся открытый планшет с застывшим изображением семьи – улыбающиеся люди на фоне зеленой луны Конкордиата. Контраст с окружающим адом был невыносим.
И вдруг связь с одним из десантников – рядовым Дженкинсом – резко оборвалась. На его камере мелькнуло стремительное движение, что-то огромное и темное, промелькнувшее в дверном проеме. Раздался дикий, животный вопль, полный нечеловеческого ужаса и боли, заглушённый резким, влажным хлюпающим звуком. Потом – тишина. И только шепот на частоте стал отчетливее, почти различимым: «Ia! Ia! Fhtagn!»
«Дженкинс! Отзовись! Дженкинс!» – закричал Торрес. На его камеру попала часть коридора. То, что там было, заставило Кайла инстинктивно отпрянуть.
Рядовой Дженкинс не был мертв. Он был… изменен. Его скафандр был разорван в клочья, обнажая тело. Но это было уже не человеческое тело. Кожа была мертвенно-синей, покрытой вздутыми, пульсирующими венами черного цвета. Руки… рук не было. Вместо них из плечевых суставов торчали пучки толстых, покрытых хитиновыми пластинами щупалец, беспорядочно дергавшихся и хлеставших по полу и стенам, оставляя новые борозды той же странной, плавящейся материи. Голова была запрокинута, рот открыт в беззвучном крике, а из глазниц вместо глаз струился тот же черный, блестящий слизкий секрет, что был на полу. Существо дышало хрипло, с булькающим звуком, и медленно, с невероятной, паучьей скоростью, несмотря на свою неуклюжесть, разворачивалось в их сторону. Оно не видело их глазами – оно чувствовало страх.