Внезапно охвативший его липкий страх вытеснила мысль о десяти аннах. Он не двинется с места, пока не получит свою монету.
– С дядей Азизом и поедешь, – ответил отец и тут улыбнулся, слегка и как бы с горечью, так он улыбался, услышав от сына какую-нибудь глупость. Юсуф все еще ждал, но больше отец ничего не стал говорить, а только рассмеялся и снова попытался его схватить. Юсуф отпрыгнул и тоже засмеялся.
– Поедешь на поезде! – сказал отец. – Далеко, на побережье. Ты же любишь поезда, верно? Вот уж будешь радоваться – всю дорогу до самого моря.
И снова Юсуф ждал каких-то слов отца и никак не мог понять, почему его вовсе не обрадовало предстоящее путешествие. Наконец отец хлопнул его по бедру и велел идти к матери собирать вещи.
Когда настало время уезжать, все происходило будто не взаправду. Он попрощался с мамой на переднем крыльце дома и пошел с отцом и дядей Азизом на вокзал. Мама не стала его обнимать, целовать. Не проливала над ним слез. Он-то боялся, что она станет. Впоследствии Юсуф не смог припомнить, что его мама сказала или сделала, но помнил, что она казалась больной или потерянной, устало прислонилась к дверному косяку. Если его мысли обращались к моменту отъезда, ему представлялась мерцающая от жары дорога, по которой они шли, и спины мужчин впереди. Во главе их небольшой группы брел, покачиваясь, носильщик, тащил на плечах вещи дяди Азиза. Юсуфу велели самому нести свой маленький узелок: две пары коротких штанишек, канзу – еще новый, с прошлого Идда [8], – рубашка, Коран и старые четки матери. Все, кроме четок, мама сложила в старую шаль и стянула ее концы прочным узлом. Улыбнувшись, воткнула в узел трость, чтобы Юсуф мог вскинуть ношу на плечо, как делали носильщики. Четки из бурого песчаника она сунула ему в руку в последний момент, тайком.
Ему ни разу не пришло в голову, даже мимолетно, что он расстается с родителями надолго, тем более что может никогда их больше не увидеть. Ему не пришло в голову выяснить, когда ему предстоит вернуться. Он не догадался спросить, почему его отправляют с дядей Азизом и почему решение принято столь поспешно. На вокзале Юсуф увидел рядом с желтым флагом с той свирепой черной птицей еще один, с черным, обведенным серебряной каймой крестом. Этот флаг вывешивали, когда на поезде приезжали высокопоставленные немецкие офицеры. Отец наклонился к мальчику, пожал ему руку. Что-то долго ему втолковывал, и под конец глаза отца увлажнились. Впоследствии Юсуф не мог сообразить, что именно говорил отец, но имя Бога в его речи прозвучало не раз.