Когда они с Ингеборгой вернулись в дом, Сёльве уже собиралась уходить. В этот раз прощание двоюродных сестер было не таким теплым, как обычно.
Разминувшись с Сёльве в дверях, Ингеборга заметила у нее на щеке старый поблекший синяк. Все давно привыкли к синякам и шишкам Сёльве. Два года назад Сёльве однажды пришла к ним с подбитым глазом, и Ингеборга спросила у мамы, что с ней случилось. Сигри нахмурилась, покачала головой и сказала, мол, Сёльве лягнула корова во время дойки. Ингеборга знала, что это неправда.
Когда Стрикке уходил в море, корова никогда не лягала Сёльве.
Кирстен издала радостный возглас, когда мать поставила на стол блюдо с клиннингом, приготовленным Ингеборгой. Они прочитали короткую молитву, и Кирстен принялась за еду, потихонечку скармливая овечке лакомые кусочки. Мать то ли и вправду этого не замечала, то ли ей было все равно.
Ингеборга буквально физически ощущала, как внутри нарастает тяжелый страх. Она совсем поглупела от голода. Она даже и не задумывалась, чем опасны подарки Генриха Браше: ее мысли сделались вялыми от сытости, от удовольствия видеть, что на щеках у Кирстен появился румянец, и она больше не плачет, засыпая с пустым ноющим животом.
Она разленилась. Она и думать забыла о том, что собиралась пойти на охоту.
Вечера были долгими, свет на небе держался до самой ночи, солнце поздно опускалось за горизонт и рано всходило на следующий день.
Ингеборга поднялась из-за стола, хрустя последним кусочком клиннинга, и принялась собирать свой охотничий инвентарь.
– Ты куда собралась на ночь глядя? – спросила мать.
Ингеборга надела куртку Акселя.
– Хочу поставить силки.
– У нас дома вдоволь еды, – нахмурилась мать. – Генрих Браше принес нам зайца.
– Лучше верни его, мама, – сказала ей Ингеборга.
Мать широко распахнула глаза, но ничего не сказала в ответ.
Ингеборга шла вдоль побережья, по песчаному пляжу. Холодные волны Варангерского моря неспешно набегали на берег. Ингеборга мечтала о лете. Как хорошо было бы пробежаться по мягкому песку босиком! Как раньше с Акселем.
Она свернула к болотам и зашагала по топкой земле, хлюпавшей под ногами, обутыми в крепкие сапоги. Снег уже таял, и промерзшая земля не успевала впитывать ледяную влагу. Ингеборга шла медленно, ей приходилось следить за тем, чтобы не забрести в настоящие болото, из которого можно и вовсе не выбраться.