– Господа, мы покидаем Москву.
Было интересно отметить два обстоятельства: во-первых, Россия проявила к Югославии особую деликатность, разорвав отношения не письменно, а лишь устно, в отличие от Норвегии и Бельгии. Во-вторых, Гаврилович не выразил никакого протеста против этого шага. Его точка зрения, впоследствии подтверждённая фактами, заключалась в том, что пока Россия может оставаться в стороне от войны – даже если это означает временные трудности для его страны, – и продолжать наращивать силу, это идёт на пользу Союзникам.
Еще одним интересным моментом было то, что это действие предприняли без какого-либо давления со стороны Германии.
Когда я позвонил в немецкое и итальянское посольства, чтобы узнать их реакцию (предполагая, что они в курсе событий и, возможно, даже инициировали их), ни те, ни другие не знали о произошедшем и были поражены новостью. Это была добровольная уступка.
Гаврилович и его сотрудники уехали поездом утром 3 июня в Анкару. Бельгийская миссия отправилась в тот же день на транссибирском экспрессе в США. А когда греческий посланник Демантопулос вернулся в свое представительство после проводов бельгийцев, он тоже обнаружил на столе небольшую записку – к тому времени оккупация его страны Германией была завершена.
«Вы понимаете, что это значит?» – сказал мне греческий министр; – «мир на востоке». И дипломатический корпус в Москве убедился, что Советский Союз вновь твёрдо встал на путь умиротворения. Грандиозную операцию, подобную вторжению в Россию, невозможно сохранить в тайне: уже одни только передвижения немецких войск ясно указывали на грядущее.
Но пока слухи о предстоящей битве разлетались по всему миру, русские отказывались верить в это – да и дипломаты тоже не могли поверить.
В этот период Сталин сменил Молотова на посту председателя Совета народных комиссаров (то есть главы правительства), и было очевидно, что лишь исключительные обстоятельства могли к этому привести.
Советская система всегда была двойственной: в принципе – совместное управление Советского правительства и Коммунистической партии, хотя на практике, конечно, партия доминировала. Однако указы, обращения и приветствия подписывались Молотовым как главой правительства и Сталиным как генеральным секретарём партии. Теперь же пирамида диктатуры обрела завершённость: Сталин открыто взял на себя всю полноту ответственности. Что же за чрезвычайная ситуация заставила его выйти из тени партийных кабинетов в открытое пространство правительственного зала? Среди дипломатов преобладало мнение, что это был не «кабинет войны» (cabinet de guerre), а «кабинет пакта четырёх» – имея в виду соглашение с Германией, Италией и Японией.