Медленные, тяжёлые. Они шли из подвала.
Я спустился вниз с дрожащей свечой в руке. Воздух был густым, затхлым, пропитанным запахом плесени и чего-то ещё – чего-то старого, мёртвого.
И тогда я увидел его.
Он стоял в углу, его плащ сливался с тьмой, а бледное лицо, наконец открытое, было покрыто морщинами, глубже, чем трещины в древних камнях. Его глаза… Боже, его глаза были пусты, как бездонные колодцы, но в них мерцало что-то нечеловеческое.
– Ты видел слишком много, – прошелестел он голосом, похожим на шорох сухих листьев.
Я хотел бежать, но ноги не слушались. Он приблизился, и я почувствовал ледяное прикосновение его пальцев на своём лице.
– Ты будешь помнить.
Потом тьма поглотила меня.
Я очнулся в своей постели. Солнце светило в окно, и я почти убедил себя, что это был лишь кошмар.
Но когда я подошёл к зеркалу, в отражении за моей спиной стоял он.
И я понял – он не уйдёт.
Он никогда не уйдёт.
Теперь я вижу его везде: в окнах, в тенях, в своих снах. Он ждёт.
И я знаю, что однажды он протянет руку – и на этот раз я не проснусь.
Я проснулся от того, что солнце било мне прямо в глаза.
Оно было слишком ярким.
Слишком близким.
Я зажмурился, но даже сквозь веки чувствовал этот ослепительный, невыносимый свет. В комнате стояла неестественная тишина – ни звука с улицы, ни пения птиц, ни даже привычного гула города. Только моё прерывистое дыхание и навязчивый, пульсирующий шум в ушах.
Я попытался подняться, но тело не слушалось. Мышцы одеревенели, будто кто-то залил мне в жилки расплавленный свинец. Глаза слезились, но я всё же разлепил веки и увидел – оно смотрело на меня.
Солнце.
Оно висело прямо за окном, огромное, раздувшееся, заполняющее собой всё небо. Его поверхность была не гладкой, а… неровной. Будто покрытой пузырями, вздутиями, чем-то, что медленно шевелилось под золотистой плёнкой.
И вдруг я понял, что оно не просто светит.
Оно видит меня.
Сердце забилось так сильно, что боль пронзила грудину. Я откатился с кровати, ударился спиной о стену, но не мог оторвать взгляда от окна. Солнце – нет, это – пульсировало, как гигантский зрачок, и в его глубине что-то мерцало.
Я закричал.
Но звука не было.
Только жар, липкий и тяжёлый, обволакивал кожу. Я поднял руки – они были красными, будто уже обгорели, но боли не чувствовалось. Только лёгкое покалывание, будто тысячи крошечных щупалец ползают под кожей.