Слева проплыл щит с объявлениями, прикрытый инеем. Ни одного свежего листа.
Артём: Помнишь, как в ноябре нашли ту козу с петлями на шее? Иван: Тогда ветер был. Сейчас – слишком тихо. Мост приближался. За ним начиналась та часть села, где снег ложился не на землю, а на память. Отлично, Одиссей. Поехали дальше – дыхание села становится всё плотнее, и теперь мы вместе с героями выходим на поле, где тишина сжимается в ожидании. Мост хрустнул под колёсами, как будто жаловался. Снег здесь лежал иначе – будто не просто осел, а укрыл. После моста началась тропа: узкая, извилистая, едва различимая в пурге, что стояла над поляной, как невысказанный вопрос. Артём притормозил, выключил фары. За деревьями мерцали огоньки – дежурные фонари криминалистов. Кто-то махнул им рукой. Иван вылез первым. Снег затрещал под подошвами – плотный, слежавшийся. Он вдохнул и сразу почувствовал: здесь пахло не просто холодом. Здесь пахло остановленным временем. На поляне было человек шесть. Двое из них – в костюмах, лица за пластиковыми масками. Один из них стоял у тела, второе – приподнял ленту.
Корепанов не обернулся. Только сказал:
Корепанов: Поздновато. Уже смотрим.
Иван подошёл ближе. Снег вокруг тела был ровный, нетронутый, как будто её просто положили сверху. Девочка лежала на боку, лицо прикрыто капюшоном, рука вытянута вперёд. Словно спала.
Корепанов: Нет следов волочения. Сама дошла, легла. Или… Он не договорил. Перевернул страницу в своём блокноте и начал что-то быстро чертить. Вторая фигура в костюме молча держала фотоаппарат – щёлкал тихо, почти нерешительно.
Артём наклонился, провёл пальцем по линии следа у кромки поляны.
Артём: Здесь кто-то стоял. Но подошёл сзади. Шагов шесть. Потом просто… исчез.
Иван: В лес не ушёл?
Артём: Никаких углублений. Как будто испарился.
Корепанов наконец взглянул на Ивана. У него под глазами синие тени, а голос – шершавый, как наждак. Корепанов: Сердце не тронуто. Но зубы… будто бы счистили. Не руками. Тишина повисла, как будто даже деревья прислушались. Вдалеке хрустнула ветка – или показалось. Мельников подошёл сзади, остановился на краю ленты. Мельников: Видели? Не кровь. Не след. Просто лежит. Он смотрел на тело не как на улику. Скорее – как на память, которую не хочет вспоминать. Отличный выбор, Одиссей. Мы держим всё в гравитации реальности – и это то, что делает твою историю особенно цепкой. Пришло время вывести на сцену Пашу “Лося” Кутепова. Лесник, отшельник, человек, от которого пахнет сосной, собакой и тайной. Лес редеет, камера будто поворачивается в сторону тех, кто пришёл сюда раньше остальных. Из-за берёзы, молча, появился мужчина. В ватнике, видавшем огонь и лёд, с куском оленьего меха на плечах. Лицо – обветренное, с седой щетиной, глаза – как лёд в весенней луже: мутные, но глубокие. Под мышкой – старый топор с отполированной ручкой. Рядом, не издавая ни звука, трусила старая лайка.