Но у меня не было выбора. Не после той ночи разделилившую мою жизнь на "до" и "после". Когда мой отец использовал свои связи, чтобы замять дело, словно ничего не произошло. Словно погубленная жизнь ничего не стоила.
Тогда я впервые увидел систему изнутри. Увидел, как работают эти невидимые нити власти и привилегий. Как легко стереть правду, если у тебя достаточно денег и связей. И понял, что никогда не смогу стать частью этого механизма.
В поле всё иначе. Здесь нет места фальши – она убивает быстрее пули. Здесь ты либо настоящий, либо мёртвый. Может, не физически – но что ещё хуже, морально. Духовно. Становишься пустой оболочкой с мёртвыми глазами.
Я видел таких людей. Они сидели в дорогих кабинетах, подписывали важные бумаги, улыбались на камеры. А внутри – пустота. Черная дыра вместо души. Сожранные собственной ложью.
Полевая работа давала мне иллюзию искупления. Здесь я мог смотреть правде в глаза, какой бы уродливой она ни была. Мог делать что-то настоящее, пусть и из тени. Мог спасать тех, кого ещё можно спасти.
Пальцы машинально коснулись шрама на груди – тонкая белая линия, память о первой серьёзной операции. Боль напоминала: я живой. Настоящий. Не пустая оболочка в дорогом костюме.
– Мы все выбираем свой ад, – пробормотал я, отворачиваясь от зеркала. – Я выбрал тот, в котором могу дышать.
Застегнул пиджак. Проверил все ли взял. Телефон. Документы. Пора было идти на встречу с Поляковым. Очередная роль в бесконечной пьесе, где единственная правда – это ложь.
Выходя из отеля, я столкнулся с группой японских туристов. Они щебетали, как стайка воробьёв, фотографируя всё подряд. Один из них, низенький мужчина с огромной камерой, попросил меня сфотографировать их на фоне вывески. Я улыбнулся – дежурно, профессионально – и сделал несколько снимков.
– Вы похожи на политика, – неожиданно сказал японец на ломаном русском, забирая камеру. – Очень… авторитетный.
Я поблагодарил его коротким кивком и двинулся к ждавшему такси. Эта фраза задела что-то глубоко внутри. Не первый раз слышу подобное.
Помню, на третьем курсе Академии, после моего выступления на студенческой конференции, Маркин – вечно ироничный однокурсник – хлопнул меня по плечу.
– Ты бы в президенты пошёл, Прокопенко. Не улыбаешься, говоришь точно, народ бы поверил.
Все тогда рассмеялись. Я тоже. Но с годами эта шутка перестала казаться забавной.