Я уже сто раз пожалела, что упомянула об этом профессоре.
Джесси задумчиво хмурится:
– В галстуке-бабочке?
– Да. И в твидовом пиджаке. С кожаными заплатами на локтях.
– Я смотрю, ты потратила много времени, представляя этого профессора Джереми, – произносит Джесси, пряча улыбку в уголках рта.
– Я представляла его как наставника, – говорю я, поджав губы.
На самом деле мне представлялся элегантный красавец-аспирант с густыми длинными волосами и в галстуке-бабочке; начитанный интеллектуал с правильной речью и аристократическим британским акцентом. Каждый вечер он приносил бы мне чашку крепкого чая, я отрывалась бы от учебников, и мы с ним вели бы шутливые, но глубокомысленные разговоры о Хемингуэе или каком-нибудь другом мертвом писателе, которого я еще не читала, но никому не обязательно об этом знать.
– Я так и подумал, – говорит Джесси.
– В любом случае план такой: в присутствии Харпер мы притворяемся чуть ли не лучшими друзьями. Этот год мы продержимся, а потом…
Он опять меня перебивает:
– Я тебе говорил, что меня зовут Джереми.
– Нет, не говорил.
– Говорил. Мы сидели вместе в школьном автобусе, и ты сказала, что, если когда-нибудь издадут твою книгу, ты возьмешь псевдоним. Имя бабушки. Кажется, Эвелин или как-то похоже. Потому что тебе жутко не нравится твое имя, хотя у тебя очень хорошее имя. А я сказал, что если когда-нибудь издадут мою книгу, то пусть она выйдет под моим настоящим именем. Джереми.
Он прав. Воспоминания мгновенно пробуждаются. Я помню не только тот разговор. Я помню, как мы сидели, повернувшись друг к другу, соприкасаясь локтями. Уроки закончились, мы ехали из школы домой. Нам было по четырнадцать, наша дружба была совсем новой, волнующей, яркой, как бывает, когда внезапно и неожиданно встречаешь кого-то, с кем тебе хорошо и легко, и кажется, что вы можете говорить вечно и вам никогда не будет скучно вдвоем.
Я гоню это воспоминание прочь.
И говорю, глядя в сторону:
– Я такого не помню.
Он отвечает:
– Ну ладно.
Кажется, он мне не верит.
Потом он вдруг спрашивает:
– А когда Харпер нет рядом?
– В смысле?
– Ты сказала, что в присутствии Харпер мы притворяемся лучшими друзьями. А когда мы с тобой дома одни, что мы делаем?
Мы глядим друг на друга, и на секунду – всего на секунду – у меня мелькает совершенно нелепая мысль, что мне хочется плакать. Я вонзаю ногти в ладони и говорю, хмуря брови: