– Мы с тобой не замечаем друг друга.
Он кивает и убирает волосы за уши.
– Ага. Значит, если Харпер нет дома и я вхожу в кухню, а там сидишь ты, я должен в прямом смысле слова тебя не заметить, как будто тебя там нет, или мне все-таки можно хоть что-то сказать?
– Тут надо смотреть.
– Что смотреть?
– Что именно ты собирался сказать.
– Скорее всего, я скажу просто «привет». Или «прошу прощения», если мне надо будет тебя обойти, чтобы открыть холодильник. Может быть, даже спрошу, как дела, если мне хватит смелости. – Он произносит все это с серьезным видом, но в его глазах пляшут смешинки. Для него это шуточки. Он надо мной смеется.
– Это приемлемые варианты, – говорю я, старательно сохраняя бесстрастное выражение на лице. – Но никаких уточняющих вопросов. Если ты спрашиваешь у меня, как дела, я отвечаю «нормально», и на этом мы и останавливаемся.
– Может быть, мне предоставить тебе полный список всего, что я мог бы сказать, чтобы ты одобрила его заранее?
– Да, – говорю я без тени улыбки. – И чем скорее, тем лучше.
Пусть теперь он беспокоится, шучу я или нет. Пусть поволнуется, как далеко я готова зайти. Пусть попотеет.
Он издает тихий смешок и качает головой.
– Да ладно, Брук.
– Что «да ладно»?
В моей жизни его больше нет, и я не позволю ему вернуться. Мы не друзья.
– В общем, я понял. Мы будем молча терпеть наше вынужденное соседство и по возможности держаться друг от друга подальше. – Он вздыхает и поднимается на ноги.
Я тоже встаю. Мне не хочется, чтобы он надо мной возвышался, когда я сижу. Впрочем, он все равно возвышается, даже когда мы оба стоим. Наши взгляды пересекаются, и я на секунду теряюсь. У нас что, идет битва двух воль, кто кого передавит? Я побеждаю или проигрываю? Мне нужно, чтобы последнее слово осталось за мной.
– Значит, договорились. – Я протягиваю ему руку, о чем тут же жалею. А вдруг он не захочет пожать ее, и что я тогда буду делать? О боже!
Но он пожимает руку, и мы молча расходимся по своим комнатам.