Гвардейцы накрывают гроб крышкой и
начинают гвоздями ее заколачивать. Я возвращаюсь к маме и беру ее
под руку. Под ударами молотов мама вздрагивает. Она смогла себя
взять в руки, но слезы продолжают течь из ее глаз.
Милли подходит ко мне сзади и просит
помочь одеть маме черную вуаль. Мы вдвоем надеваем на голову мамы
полупрозрачную темную материю.
Шестеро гвардейцев поднимают гроб и
начинают нести его через весь зал. Толпа расступается. Семья идет
за гробом первой. За нами помощники и после все
остальные.
Даниэль призывает Алана сменить его,
а сам устремляется за гробом первым. Наверное, так полагается для
наследника. Я и средний брат берем под руки маму и идем за старшим
братом. За нами начинают следовать помощники отца.
Мы проходим через весь зал.
Люди расступились и сделали проход в
центре. Все склоняют головы перед гробом. Слышатся всхлипывания.
Многие женщины тихо плачут. Даже мужчины утирают глаза платками. В
этом зале вряд ли найдется хотя бы один кому отец не помог в свое
время. Все знали к кому обратиться в случае постигшего несчастья.
Вот только здесь нет простых людей. Присутствуют лишь те, кто из
себя что-то представляет или по долгу службы приближен к делам
княжества.
Во дворе гвардейцы на минуту
останавливаются перед раскрытыми воротами. Дальше они выносят гроб
на дорогу и медленно по ней начинают спускаться. Мы следуем за
ними. Не доходя нижних ворот, гвардейцы сворачивают на узкую
дорожку слева. Тут неширокий проход, как раз чтобы можно было нести
гроб. С одной стороны скала, с другой крутой спуск метров на десять
вниз. Гроб вносят в грот, служащий родовой усыпальницей и кладут на
свободную нишу в конце.
Гвардейцы уходят и через минуту мама
не сдерживается. Она начинает кричать, плакать. С ней началась
истерика. Она бросается к гробу и хватается за него. Даниэль ее
обнимает, разворачивает к себе и мама, заливаясь слезами, утыкается
в его грудь.
На моих глазах влажно. В горле
появился ком. Кулаки глупо сжимаются, будто в преддверии драки. Это
от безысходности. Я прекрасно знаю, что не могу ничего сделать. Да
и никто не может. Просто терплю всю подкатывающую горечь и
боль.
– Надо отомстить за отца! –
восклицает Алан.
– Кому?! Мертвецу?! – чуть ли не
ревет на него Даниэль.
Я молчу, не вмешиваюсь. Сейчас тот
момент, когда слова не нужны. Больно, но надо стерпеть. Уверен,
точно также кричит и злится семья бывшего князя Оршика Малора
Горана. Но кому предъявлять претензии, если оба погибли?
Предложение брата – глупость. Эту будет бессмысленное
противостояние. Сойдясь в поединке, наши отцы совершили ошибку и
сами же за нее поплатились. Это точка в конфликте. Нет причин
создавать новое противостояние.