– «Сия есть Кровь Моя Нового Завета» (Матфея 26:28), – прошептал Кай, и в его словах звучала страшная пародия на Тайную Вечерю. – Но этот Завет – не с вами. С Ним. С Силой, что правит Бездной! Пусть выпьет Он до дна горечь нашей жертвы! Горечь Истины!
Он поднял чашу, полную теплой крови. Она была невыносимо тяжелой, физически и метафизически. От нее шел запах железа и… сладковатой тленности Бездны. Кай повернулся к пропасти.
– «Да слышит земля, и все, что на ней!» (Второзаконие 32:1)! – его крик сорвался вниз. – «Вот Кровь Завета! Завета Огня и Разрушения! Прими жертву! Пошли Огонь Очищения! УСКОРИ ЧАС СУДНЫЙ!»
Он швырнул чашу в бездну.
Она летела, переворачиваясь, черная струя крови выплескиваясь на фоне багрового неба. И ударилась не о камни внизу, а о… пустоту.
Хлопок. Глухой, сосущий. Воздух над Бездной содрогнулся. Искривился. На миг открылся черный, бездонный глаз ненасытной пустоты. «Бездна бездну призывает» (Псалом 41:8).
Из "глаза" хлынула абсолютная Тьма. Не отсутствие света, а его антипод. Живой, леденящий мрак. Он ударил вверх, поглощая последний свет. Мир погрузился в кромешную тьму. Раздались вопли ужаса.
Тьма коснулась крови на алтаре, камнях, руках Кая. И кровь… загорелась. Не пламенем, а холодным, багрово-фиолетовым сиянием. Оно расползалось по Уступу, одеждам людей, оставляя темные, выжженные руны скорби и гнева. «И будет в тот день: не станет света» (Захария 14:6). Но светила кровь.
Кай стоял недвижим. Багровое сияние лизало его кожу, впитываясь. Ни боли, лишь ледяной холод и… власть. Древняя, чуждая, разрушительная. Она пульсировала в его жилах, искажая дар Видения. Теперь он видел трещины в мироздании. Точки, где можно разорвать. «И дано ему было… вложить дух в образ зверя» (Откровение 13:15, адаптировано). Дух Разрушения вошел в него через кровь Матиаса.
Тьма отхлынула. "Глаз" схлопнулся. Багровое сияние угасло, оставив темные, прожженные пятна и леденящий ветер в душах.
Тишина. Гробовая. Последователи Кая были парализованы страхом. На алтаре лежало тело Матиаса, отмеченное мертвенными узорами. Кровь на камнях почернела.
Кай опустился на колени. Руки дрожали не от страха, а от переполняющей силы. От цены, заплаченной. «Ибо Ты возложил на меня тяготы, поставил на меня руку Твою» (Псалом 37:3, адаптировано). Тяжесть была чудовищной. Но это был его крест. Его Завет.