Оттуда, из интеллигентских кухонь 70-х, прилетело и четверостишие из «Поэмы о Сталине», которое я взял в качестве эпиграфа к книжке: «…бойтесь единственно только того, кто скажет: „Я знаю, КАК НАДО!“» Александр Галич выделил последние два слова, но мы сосредоточимся на «я знаю».
Знание связано с властью гораздо теснее, чем кажется – наберитесь терпения, об этом мы будем подробно говорить в главе 9. Горбачев, как отмечают все биографы, всегда и чрезвычайно стремился к знанию. Обретение знания в определенном смысле толкало его к власти: зная, КАК НАДО, он из лучших побуждений хотел устроить всем людям на свете счастливую и мирную жизнь. Это совершенно большевистский подход, но его методы не были большевистскими: он старался убеждать, а не принуждать.
Но есть и искушение знанием. Ведь мы имеем в виду обычно истинное знание, но твердо «знать» можно и то, что ложно. Много тысяч лет люди жили, зная, что Солнце вращается вокруг Земли, а тех, кто всего-то лет 400 назад впервые высказал догадку, что все наоборот, эти знающие жгли на кострах. Это даже не мешало людям создавать цивилизации, но такие же казавшиеся очевидными ложные знания, например, в медицине, стоили многих жизней.
Для нас центральным будет вопрос, насколько опасно ложное знание об обществе. Какую угрозу несет тот, кто «знает, КАК НАДО», если он оказывается у власти? Был ли Горбачев, в чем многие его обвиняют, «нерешительным политиком»? Или он был просто честен в своем незнании? Зачем он все время перечитывал позднего Ленина, и что он оттуда вычитал?
Об «объективности» в истории
Среди тех, кто осознанно прожил перестройку, нет никого, кто относился бы к Горбачеву иначе, чем личностно – в диапазоне от восхищения до ненависти. Я тоже не буду, да и не сумел бы, отказываться от личной симпатии к нему.
Требование объективности, предъявляемое обычно к журналистам и историкам, на самом деле до конца невыполнимо. Мы всегда ангажированы как минимум своими взглядами и убеждениями, которые сложились под влиянием исторических обстоятельств: места и времени рождения, воспитания, образования, самообразования и осмысления происходящего. Последние два (самообразование и мышление) позволяют эти взгляды корректировать и даже менять, что не раз, к своей чести, делал Горбачев. А добросовестность историка и журналиста состоит в том, чтобы отдавать себе отчет в собственной ангажированности, пользоваться, по возможности, разными источниками информации и приводить также другие точки зрения, отличные от своей собственной.