Никита Хрущев. Вождь вне системы - страница 19

Для меня это событие было личным. Я любила прадедушку, которого мы называли, и считали, дедушкой. Он единственный (после папы) не держал меня за ребенка, а разговаривал со мной так, как будто мое мнение имело значение.

Например, я как-то сказала, что длинные воскресные обеды в Петрово-Дальнем скучны до истерики. Кажется, мои точные слова были «хочется кричать». Прадедушка согласился: «Все много говорят».

Я сказала: «Ты долго говоришь, а все тебя слушают».

Он засмеялся: «Хорошо, буду больше слушать».

За полгода до его смерти мы ездили на дачу на его последний день рождения 17 апреля. Было много гостей. Из Киева приехали тетя Юлия – старшая дочь прадедушки от первого брака с Ефросиньей Писаревой, или Юля-большая, как ее называли дома, чтобы отличать от Юли-маленькой, моей мамы, дочери погибшего на фронте Леонида Никитича, тоже сына Ефросиньи, и ее муж Виктор Гонтарь. Были Сергей с семьей, Рада и Алексей Аджубей и другие. Мама привезла свою знакомую Люсю Жутовскую с мужем Борисом. Жутовский был одним из художников, которого Никита Сергеевич разносил в Манеже. Но, как и многие другие художники, писатели и поэты после отставки Хрущева, он тоже хотел повидать опального первого секретаря, сказать ему, что не держит зла, что возможность «оттепели» все равно перевешивала его громоподобные вспышки. Люся попросила маму взять их на день рождения. И хорошо, что взяла. Остались прекрасные фотографии того памятного дня, сделанные Борисом.

Последний день рождения Н. С. Хрущева с автором и Ю. Л. Хрущевой

Петрово-Дальнее, 17 апреля 1971

Фотограф Б. И. Жутовский

[Семейный архив автора]

Прадедушка любил гулять. Мама вспоминала, как раньше они часами ходили по улицам Москвы – в Большой театр из дома на Грановского, где они жили до конца 1950-х до переезда в двухэтажный особняк на Ленинских Горах, или по дорожкам дач в Крыму, или под Москвой. В этот день мы тоже гуляли по лесу, к реке и обратно. Иногда останавливались отдохнуть на каких-то бревнышках и лавочках.

Мне было скучно. Иногда я бросала на маму (она была в том же замшевом пальто; мы потом долго его хранили, оно навсегда было связано с прадедушкой) страдающий взгляд, спрашивая: «Не хватит ли?»

Но, кроме прадедушки, на меня никто внимания не обращал. Он спрашивал меня о книгах, которые я читаю. Я тогда читала «Хижину дяди Тома», последний подарок папы. И мама мне потом рассказывала, что прадедушка что-то мне начал объяснять про расизм и эксплуатацию.