Антон мысленно отдёрнул себя, припомнив, что отец ушёл к другой женщине относительно недавно, и, наверное, не стоило ему говорить о чувствах. Особенно столь нагло расплываясь в довольной улыбке, думая о любимой девушке.
Расставание и развод дались маме очень тяжело. Слёзы, проклятья и угрозы. А также бесконечное сожаление о прожжённой жизни, которую уже не вернуть. Ей было тяжело с этим справиться, и кто-то из подруг порекомендовал обратиться в клинику. Мама посетила несколько процедур, рассказывая, как крепили электроды на голову и били током, будто она герой из «Пролетая над гнездом кукушки».
– Ты сколько ещё планируешь пожарить? – он сменил тему. – Кушать хочется.
– А Аньку твою, тебе не хочется? Совсем перестал меня навещать! Будто это она тебя родила!
– Чего?
– Ещё сковородку, говорю, и можно приступать.
Она отвернулась к плите, поправляя длинные вьющиеся чёрные волосы.
– Не помню у тебя такого халата, – заключил он, с любопытством разглядывая переливающийся узор из зелёно-золотых листьев, вышитый на легкой ткани.
– Это же бабушкин, не узнаёшь разве?
– Да? Что-то не припомню. Но красивый, тебе идёт.
– Ты как отец! Говоришь так, лишь бы я отстала.
– Да ну, мам, чего ты? Я не это имел в виду. – Антон поднялся и, сделав шаг, аккуратно обнял её за плечи. – Правда, красивый халат. Может, сходим прогуляться после ужина? Смотри, какой вечер классный!
Похоже, он и правда давно её не навещал. Исходящее тепло родного человека ощущалось даже сквозь одежду, отчего сердце приятно щемило от переполняющей нежности и горького сожаления о чём-то далёком и утраченном.
– Да, вечерок что надо, – кивнула она, продолжая орудовать щипцами. – Осень, как-никак.
Антон тихо прыснул и недоверчиво посмотрел на зелёную верхушку берёзы, растущей за окном.
– Какая осень? Лето же.
– Ну какое же лето? Вон, посмотри, небо зеленеет…
– Мам, у тебя точно всё хорошо? Как небо может зеленеть, о чём ты говоришь?
– Посмотри в окно, Фома неверующий, – женщина ткнула масляной хваталкой для белья в стекло, оставив жирный след.
Он недоверчиво поднял бровь, но всё же взглянул ещё раз.
Небо действительно изменилось. Какая-то рябящая пелена стремительно приближалась от линии горизонта, возвышаясь над крышами домов, подобно надвигающемуся цунами. Цветовой спектр вечернего свечения стремительно менял окрас. Умиротворяющие жёлтые тона, так подходящие к шкворчанию масла на сковороде, перетекали в ядовито-зелёный оттенок.