«Всё», – хотелось ответить Нике. Нужно понять, почему я чувствую историю вещей, едва к ним прикоснувшись. Почему знаю о людях то, чего знать не могу. Почему мир стал таким огромным – и это одновременно восхищает и пугает до дрожи.
– Я устала, – сказала она вместо этого. – Работа выматывает. Хочется к морю, на солнце.
Мама вздохнула – этот вздох долетел через сотни километров из болгарской деревушки, где прошло детство Ники.
– Ты всегда была особенной, – наконец сказала Елена. – С самого детства. Видела то, чего не было, знала то, чего знать не могла. Я так старалась сделать тебя обычной, но…
– Но что, мам?
– Но, может, тебе и не суждено быть обычной. – Похоже, это признание удивило Елену не меньше, чем дочь. – Твоя бабушка, моя мать… она тоже была не такой, как все. Лечила руками, разговаривала с пчёлами, видела вещие сны. Я так боялась, что ты пойдёшь в неё.
– Почему ты никогда не рассказывала? – У Ники перехватило дыхание.
– Потому что её забрали, когда мне было двенадцать. Сказали – распространяет суеверия, мешает прогрессу. Она умерла в психбольнице. Пичкали таблетками, пока дар не убил её. – Голос Елены дрогнул. – Я не могла допустить, чтобы с тобой случилось то же. Поэтому учила прятаться, быть как все, никому не показывать свою особенность.
Слёзы потекли по щекам Ники. Вот оно – объяснение маминой одержимости нормальностью. Семейная тайна, спрятанная за годами молчания.
– Прости, мама. Мне так жаль.
– Не извиняйся. Просто будь осторожна. Времена изменились, но не все готовы принять тех, кто видит больше обычного. Если тебе нужно в Египет – поезжай. Но обещай вернуться.
– Обещаю, – прошептала Ника.
Повесив трубку, она сидела в темноте. На плечи легла тяжесть поколений – скрытых даров, подавленных способностей, женщин, которые видели слишком много и расплачивались за это. Но рядом со страхом поселилось облегчение. Она не сходит с ума. Она просто вспоминает, как видеть.
Две недели пролетели в хлопотах. Ника передала дела Терезе, подробно расписав все этапы реставрации Мадонны. Собрала лёгкий чемодан – простые вещи для жары, ничего лишнего. И каждую ночь снились ей красные воды и золотой песок, встречи, которым суждено случиться, и истины, ждущие своего часа.
В последний вечер она снова стояла перед Мадонной. Картина теперь казалась иной – не просто шедевром прошлого, но образом женщины, сумевшей соединить в себе земное и небесное, преодолеть грань между человеческим и божественным.