Поднимаясь за Полем в отведенную ему комнату, Хильной подумал, что первое действие спектакля, кажется, разрешилось благополучно. А что за ланч – обед не обед, ужин не ужин, да ладно, нечего сейчас ломать голову, там посмотрим. А вот с адвокатишкой нужно держать ухо востро, чтобы преждевременно не расколол.
Вскоре пришла горничная приглашать на ланч. Хилый вытащил из чемодана бутылку водки и опустился в гостиную.
– О, наша водка, с перцем! – воскликнула Глафира, рассматривая этикетку. – Я попробую. Поль, где ты, нужно распечатать бутылку!
– Тетушка, не утруждайся, я сам открою, – произнес племянничек, обрадовавшись, что телохранитель отсутствует.
Но на зов явился Поль и взял бутылку их рук Хилого.
– Вам, госпожа, крепкий напиток противопоказан, лучше выпейте французского вина.
– Нет, Поль, за встречу пригублю водки. Налей Валере и сам попробуй.
Телохранитель не прекословил. Все выпили. Адвокат крякнул, извинился и стал за спиной хозяйки.
После выпитого спиртного телохранитель Хилому не казался уже таким подозрительным, и он немного расслабился, подумав, что как это такому адвокатишке в его чугунную голову поместились юридические науки?
– Расскажи, Валера, как твои успехи, работаешь, женат ли, дети есть? Получил ли мой перевод? – поинтересовалась Глафира.
– Живем не богато. Жена работает лаборантом. Дочь учится так сказать в колледже. Я работаю сантехником при ЖЭКе. Деньги получить не успел, наверное, получила жена, если ей выдали…, – не моргнув глазом, начал лепить горбатого Хилый, озвучивая часть биографии Голубкова.
Телохранитель нагнулся и громко шепнул:
– Госпожа, обратите внимание на его не рабочие руки. По ним можно изучать географию его страны.
– И картишками, наверное, балуешься? – переспросила тетка.
– Это верно, – в том же духе, сориентировавшись, продолжал глаголить родственничек. – На работе я стараюсь руки не перетруждать. В свободное время пишу картины….
– И какие же? Интересно было бы посмотреть.
– В основном портреты и пейзажи, сей момент, сейчас предоставлю для обозрения, привез вам в подарок, – и Хильной скоренько поднялся к своему чемодану.
Через каких то пять минут всеобщему вниманию были представлены для обозрения два «шедевра мирового классицизма».
Отбывая первый свой срок в тюрьме, бывший фотограф числился там штатным художником. То бишь писал слова на лозунгах с призывами ко дню революционных праздников да на плакатах для клуба и столовой. А после отсидки уже дома смог нарисовать эти две картины по памяти, перед поездкой в Канаду старательно исправив на них свою фамилию на Голубкова.