Дверь камеры не запиралась на замок – в «Эстетике» не было нужды в тюрьмах, достаточно было угрозы последствий неповиновения. Но страх Системы был сильнее любого засова. Однако сейчас этот страх в Ирис боролся с другим, более животным – страхом сойти с ума в этой белой ловушке. Осторожно, прислушиваясь к звукам коридора (глухая тишина ночного режима), она толкнула дверь. Она поддалась беззвучно. Сердце Ирис бешено колотилось. Она нарушала Протокол. Впервые в жизни осознанно.
Она выскользнула в темный коридор. Ночная подсветка создавала призрачные синие тени. Она знала, что ее могут засечь камеры или патруль. Но инстинкт самосохранения гнал ее вперед, прочь от камеры, прочь от воспоминаний. Она бежала не думая, поворачивая наугад в незнакомые ответвления, где свет был еще тусклее, а воздух пахнул пылью и забвением. Она бежала, пока не уперлась в глухую стену. Тупик. Но в этой стене была дверь. Старая, тяжелая, из матового металла, без сенсорной панели, с простой механической ручкой. На ней висела табличка с полустертой надписью: «Сектор 7-G. Архив. Холод. Доступ воспрещен».
«Ледяной Шкаф». Старое, полузабытое название заброшенного хранилища биопроб ранних когорт, место, о котором ходили смутные слухи как о кладбище неудачных экспериментов. Ирис никогда не интересовалась. Сейчас это было просто укрытие. Она толкнула тяжелую дверь. Она скрипнула, поддаваясь с трудом, и хлынул воздух – ледяной, сырой, пахнущий сталью, химикатами и… чем-то сладковато-гнилостным, знакомым по смерти Инея. Ирис едва не задохнулась, но шагнула внутрь, затянув дверь за собой.
Темнота была почти абсолютной. Лишь слабый аварийный свет где-то в глубине отбрасывал жутковатые тени на ряды высоких металлических стеллажей, уходящих вглубь помещения. На них рядами стояли контейнеры – цилиндры из толстого матового стекла, погруженные в тень. Что было внутри, разглядеть было невозможно. Воздух гудел от работы древних холодильных установок, но холод был не живительным, а мертвящим. Это было царство забвения и неудач.
Ирис прислонилась к холодной двери, пытаясь перевести дух. Паника немного отступила, сменившись дрожью от холода и осознания своего безумного поступка. Что я здесь делаю? Но возвращаться в белую камеру было немыслимо. Она сделала шаг вперед, ее босые ноги ступали по пыльному, липкому от конденсата полу.