Дверь распахнулась с глухим стуком, заставив всех в помещении обернуться. Внутри – Шион, женщины из её окружения, и разложенная простыня, как знамя между ними.
Глаза Паулин встретились с глазами Шион. Ненадолго. Но хватило и этого.
– Грязная девчонка, – прошипела одна из женщин.
Паулин словно окаменела. Слова ударили сильнее пощёчины, заставив сердце сжаться. Щёки вспыхнули, дыхание сбилось, как будто ей дали под дых. Взгляд её метнулся к Лирхту – на мгновение, дрожащий, полон ожидания. Но он не смотрел. Он даже не моргнул.
Пальцы Паулин судорожно сжались в кулаки. Она стояла в проёме, будто застыла между выбором – убежать или ринуться вперёд. В груди росла буря – унижение, гнев, боль. Но голос предательски молчал.
Никто её не окликнул. Никто не повернулся, чтобы сказать хоть слово в защиту.
Разговор между Шион и Лирхт продолжился, словно Паулин и не было в комнате.
Лирхт выдержал паузу, потом неспешно подошёл к Паулин и, глядя прямо в глаза, с язвительной полуулыбкой произнёс:
– Ну что, тебе понравилось? Или теперь не так вкусно, когда правда на вкус крови?
Она задохнулась. В теле всё сжалось. Он ткнул именно туда, где болело, с точностью хирурга. Сердце грохнуло, как барабан в бою. Она не могла дышать.
Он повернулся к совету:
– Прошу прощения. Просто хотелось убедиться, что девочка поняла, как работает взрослая жизнь.
Он не добавил больше ни слова. Не протянул руку. Не отвёл взгляд. Он просто прошёл мимо неё – и каждый его шаг отдавался в её груди, как удар.
Паулин осталась стоять в дверях. И на этот раз – ни один из них не обернулся.
Шион прошла мимо. Не задержав взгляда. Только коротко, отчеканено:
– Увлекательная партия. Но не последняя.
Она покинула зал, подняв голову. Лирхт остался. Молчаливый. Один на один с Паулин. Его глаза не выражали сожаления. Только спокойствие. И что-то ещё – хищное, почти довольное.
– Шоу окончено, – сказал он. – Можешь идти.
Паулин не сдвинулась. Только потом, когда он отвернулся, она прошептала:
– Ты использовал меня.
Он не обернулся:
– А ты дала себя использовать.
Эти слова стали последним, что она услышала, прежде чем выйти в коридор. Шаги её отдавались пустотой. А внутри – только пепел.
Под лесом, укрытым от посторонних глаз, скрывался вход – массивный металлический люк, заржавевший по краям, но всё ещё надёжный. За ним – длинный, тускло освещённый коридор, вырубленный в камне. Его стены гасили звук шагов, как будто сами не желали быть свидетелями разговоров, что велись внутри. На нижнем уровне, где потолок терялся в полумраке, а стены были затянуты плесенью, царила тишина – гулкая, как в склепе.