– Ты зашёл слишком далеко, Лирхт, – произнесла она.
Он обернулся, отпивая чай.
– Гостья без приглашения. Как любопытно.
– Ты выслал мне коробку с трупом. Я сочла это достаточно вежливым приглашением.
Он усмехнулся, не теряя хладнокровия.
– Вы, должно быть, говорите о дипломатии. Забавно. Ваш шпион предпочёл платье знамени. А теперь жалуетесь, что с ней обошлись, как с платьем.
– Это была ваша война? Или просто месть? – в голосе Шион сквозил яд.
– Это было предупреждение. И сделка. Вы её не поняли – теперь поздно.
Шион прошла ближе, глаза сверлили Лирхт.
– Вы забрали Паулин. Она принадлежит Дому Ленц. Союзникам. Вы думаете, мир простит вам это?
– Мир не просит прощения, он требует решения. А Паулин… – он на секунду задумался, делая шаг к ней. – Она больше не Ленц. Она Альвескард. И не по крови – по выбору.
– Ты сделаешь из неё оружие?
– Я просто не отдам её тем, кто считает, что может купить судьбу брачным контрактом.
Он кивнул слуге. Тот подошёл с небольшим чёрным ящичком, открыл его.
Внутри – окровавленная брошь с гербом Бернсайд.
– Всё, что осталось от дипломатии, – тихо сказал Лирхт. – Возьмите с собой. На память.
Шион не вздрогнула. Она смотрела на брошь, затем на него. И в её глазах пылало не отчаяние – обещание. Холодное, хищное, непреложное.
– Ты только что подписал себе войну, Лирхт Альвескард.
– Я бы сказал – я снял перчатки.
Он сделал паузу, отложил чашку, сцепил пальцы. Взгляд его стал колким, почти ленивым, но в этой лености таился вызов.
– Ах да, совсем забыл. – Голос его обрёл лёгкий насмешливый оттенок. – Раз уж ты пришла сама, Шион… Можешь передать остальным: свадьба состоится в срок. Паулин выбрала. – Он улыбнулся уголком губ.
Он встал, подошёл к столику и достал вторую карточку – запечатлённое приглашение.
– Вот. Официально. Можешь считать это последним жестом дипломатии. Для тебя – персональное место. Рядом с музыкой и видом на сцену. Чтобы ты не только услышала, как она скажет "да", но и увидела, кто поставил точку в этой игре.
Шион развернулась, но не сразу ушла. На мгновение задержалась в дверях, её глаза скользнули по лицу Лирхт, точно высекая невидимую черту. В её взгляде не было слабости – только ледяное разочарование, облечённое в достоинство. Затем она шагнула прочь, спина прямая, шаги точные, словно каждый из них звучал обещанием. Холод в осанке, буря в глазах – и тишина, которая осталась после неё, казалась зловещей затишьем перед грозой.