Зал Совета был натянут, как струна перед срывом. Запах ладана, холодного вина и прогретого дерева не могли скрыть главного – сегодня решалось, кому принадлежит Дом Ленц.
Паулин пришла последней. В золоте. Без улыбки. Входила медленно, как будто не шла – а возвращалась туда, откуда её вырезали.
За столом – двадцать два лица. Старейшины, хранители, наблюдатели. Те, кто молчал годами, и те, кто ждал момента, чтобы заговорить.
Лирхт сидел во главе. Как всегда – без украшений. Только взгляд. Как кольцо на горле.
– Вопрос ясен, – произнёс кто-то из хранителей. – Дом Ленц остался без формального главы. Родственники по боковой линии отказались. Девица Люси не может взять полномочия. Остаётся один вариант.
Все взгляды – на неё.
Паулин села. Молча. Руки – сложены на коленях. Поза – прямая. Только кожа на запястье дрожала еле заметно под тонкой вязью клейма.
– Эта девушка, – заговорила одна из старших жриц, – носит печать. Она ограничена в действиях. Может ли такая фигура быть полноправной главой?
– Эта девушка, – ответил Лирхт, не поднимая голоса, – удержала под контролем и Люси, и ритуал, и саму себя. Я не вижу, кто здесь опаснее – она или те, кто смотрят в тарелки и ждут, пока за них примут решение.
Пауза. Кто-то кашлянул. Кто-то отвернулся.
– Она нарушила обряд. Разбила посуду. Напала на жрицу.
– Она не напала. – Лирхт поднял глаза. – Она ответила.
Паулин всё это время молчала. Лишь в какой-то момент сказала:
– Вы всё решили? – спросила. – Поздравляю. Только забыли спросить меня.
Она задрала подол платья выше бедра. На коже – клеймо Дома Ленц. Старое, выжженное. Как тавро. Как приговор.
Она достала тонкий кинжал из рукава, обернула рукоять платком и срезала клеймо одним точным движением.
Кровь пошла сразу. Горячая, быстрая, не умоляющая.
– Заберите свою власть, – бросила она. – Заберите свой герб, свою память, свои ритуалы. Я больше не принадлежу этому.
Она вытерла клинок о край мантии и бросила его на стол.
– Я пришла не за титулом. И уж точно не за одобрением. Мне плевать, кто будет сидеть на троне мёртвого дома. Я – живая. И я ухожу.