.
Именно бытие сущего и его сущность, а не его состав и природа, – есть фундаментальная проблема философской мысли и ее отправная точка. Вырастая отсюда, рождаясь как мысль о бытии и сущности и сохраняя связь с этим своим началом, философия способна говорить о чем-либо, – то есть выносить свое слово и о составе, и природе сущего. И если философия вообще бывает способна мыслить и мир, и вещь, и событие бытия таким образом, чтобы выполнять свое предназначение, то – только в том случае, когда ее слово и ее мысль вырастают из этой онтологической завязи. Только в той мысли, появление которой оплодотворено бытийным вопрошанием, могут оказаться завязанными основания подлинного осмысления проблем человеческого существования. Позитивизм и феноменология, экзистенциализм и структурализм (ныне, видимо, все – уже с приставкой «пост-») пытаются в разные стороны отойти от этого первоначала философии и, в большей или меньшей степени, рвут с ним связь, подрывая тем самым для себя возможность родить собственную сущностную мысль.
Призывы Мартина Хайдеггера вспомнить забытое так и остались пока «гласом вопиющего в пустыне». И этот образ не случаен: Хайдеггер сам себя видел именно как предтечу будущей Мысли: «меня начнут понимать лет через триста». Вопрос о бытии уходит из философии, и это, конечно, выражение ее упадка: человек не чувствует более потребности в онтологическом, сущностном мышлении, в приобщении к вечной Истине, довольствуясь прикладным know how. И речь даже не о «массовом человеке», который во все времена не был особенно «алчущим и жаждущим правды», речь об интеллектуальной, «духовной» элите общества, о тех, кто считается ныне и сам себя мнит интеллектуальной и духовной элитой, – их мысль измельчала и осуетилась. Это нельзя отнести к каждому, но это можно сказать обо всех.
Особенно же это измельчание и потеря бытийственного горизонта заметна и тягостна в общественной мысли. И здесь, опять-таки, речь не столько о социологии, политологии, экономической науке, которые эмпиричны по самой своей сути, а потому в некотором отношении вполне оправданно держатся «твердой почвы» фактически данной действительности и мыслят под «надежным руководством» практических запросов этой наличной действительности. Самое главное, что и социально-философские построения, претендующие на раскрытие неких глубинных сущностных основ общественной жизни, как правило, демонстрируют в XX веке худшие варианты ползучего эмпиризма, грубой феноменологии, абстрактного структурализма и функционализма, плоского позитивизма и прагматизма. Не то, чтобы в современной (XX века) философии вообще отсутствовали попытки сущностного мышления об обществе и государстве, однако они достаточно редки, причем предпринимают их главным образом русские мыслители. Подробный анализ путей, степени и характера разработки по-настоящему глубокой философии общества в отечественной мыслительной традиции не входит сейчас в наши задачи, назовем лишь некоторые наиболее значимые вехи: Алексей Степанович Хомяков и вообще славянофилы, Владимир Сергеевич Соловьев, Семен Людвигович Франк, Лев Александрович Тихомиров, Иван Александрович Ильин, Павел Иванович Новгородцев. Предлагаемое исследование в немалой степени, хотя и не всегда впрямую, опирается на эту отечественную традицию социально-философской мысли.